Избранное

Уортон Эдит

«О, боже, где кольцо?» — подумал он, еще раз повторяя конвульсивный жест всех женихов.

Через секунду рядом с ним очутилась Мэй, и от нее исходило такое сияние, что оно согрело застывшее сердце Ньюленда, он выпрямился и с улыбкой посмотрел ей в глаза.

— Коль скоро так судил Спаситель… — начал пастор.

Кольцо надето ей на палец, епископ произнес благословение, подружки готовы вновь занять свои места в процессии, орган вот-вот грянет марш Мендельсона, без которого еще ни разу не выходила в жизнь ни одна молодая нью-йоркская пара.

— Руку! Подайте же ей руку! — нервно прошипел юный шафер, и

Арчера снова охватило чувство, будто он блуждает где-то в неведомой дали. Что заставило его отправиться туда? Быть может, внезапно мелькнувший среди толпы незнакомых зрителей темный локон под полями шляпы, которая спустя мгновение оказалась собственностью какой-то длинноносой дамы, до такой степени не похожей на ту, чей образ она ему напомнила, что Арчер со смехом спросил себя, уж не начались ли у него галлюцинации.

И вот они с женою медленно плывут по нефу на гребне легкой мендельсоновской волны, и весенний день манит их сквозь широко раскрытые двери, а гнедые миссис Велланд с большими белыми розетками на лбу щеголевато переступают с ноги на ногу на дальнем конце парусинового туннеля.

Лакей даже с еще более крупной белой розеткой в петлице укутал Мэй белой пелериной, и Арчер уселся в карету рядом с нею. Она повернулась к нему с ликующей улыбкой, и руки их встретились под ее вуалью.

— Милая! — сказал Арчер, и тут перед ним снова разверзлась все та же черная пропасть, и он почувствовал, что падает вниз, все глубже и глубже, меж тем как его голос весело и без запинки произносит: — Да, конечно, мне показалось, что я потерял кольцо, без этого и свадьба не была бы свадьбой. Но долго же ты заставила себя' ждать! Чего я только за это время не передумал!

Мэй удивила его тем, что на виду у всей 5-й авеню повернулась и бросилась ему на шею.

— Но ведь теперь ничего ужасного случиться не может, раз мы с тобой вместе, правда, Ньюленд?

День был рассчитан с точностью до минуты, и после свадебного завтрака молодожены успели переодеться в дорожные костюмы, сойти с широкой минготтовской лестницы между смеющимися подружками и плачущими родителями, сесть в карету под традиционным градом из риса и атласных ночных туфелек, после чего осталось еше полчаса, чтобы доехать до вокзала, с видом искушенных путешественников купить в книжном киоске свежие еженедельники и занять свое купе, куда горничная Мэй уже положила ее серо-голубой дорожный плащ и выписанный из Лондона новенький несессер.

Старые тетушки дю Лак из Райнбека, прельстившись перспективой провести неделю в Нью-Йорке у миссис Арчер, охотно предоставили свой дом в распоряжение юной четы, и Ньюленд, радуясь возможности избежать обычного «свадебного номера» в филадельфийской или балтиморской гостинице, с такой же готовностью принял это предложение.

Мэй, в восторге от предстоящей поездки за город, по-детски забавлялась тщетными попытками восьми подружек проникнуть в тайну их убежища. Получить во временное пользование загородную виллу считалось чем-то «в высшей степени английским» и придавало еще большую изысканность этой, по общему признанию, великолепнейшей свадьбе года, но где эта вилла находится, не знал никто, кроме родителей жениха и невесты, а те в ответ на все расспросы поджимали губы и таинственно отвечали: «Ах, они нам ничего не говорят…», что, впрочем, вполне соответствовало истине, ибо никакой надобности в этом не было.

Когда молодые водворились в купе и поезд, миновав бесконечные деревянные предместья, вырвался в бледный весенний пейзаж, разговор

стал более непринужденным, чем ожидал Арчер. Мэй — внешностью и манерами все еще вчерашняя наивная девочка — с нетерпением ожидала минуты, когда можно будет обменяться с ним впечатлениями о свадьбе, и принялась обсуждать все подробности так беспристрастно, словно была подружкой невесты, болтающей с распорядителем. Ньюленд сначала решил, что эта отчужденность — маска, за которой скрывается внутренний трепет, но в ясных глазах Мэй не отражалось ничего, кроме блаженного неведения. Она впервые осталась наедине с мужем, но муж, как и накануне, был всего лишь добрым и милым другом. Он нравился ей больше всех, она всецело ему доверяла, и «гвоздь» всего очаровательного спектакля обручения и свадьбы именно в том и состоял, чтобы пуститься с ним вдвоем в путешествие, словно она — взрослая, а главное, «замужняя дама».

Поразительно — что, впрочем, он узнал еще в саду испанской миссии Сент-Огастина, — как подобные чувства могут сочетаться со столь полным отсутствием воображения. Но, вспомнив, что и тогда Мэй удивила его тем, что, едва успев облегчить свою совесть, тотчас же вновь погрузилась в состояние невыразительного девичества, Арчер понял, что она, вероятно, так и пройдет по жизни, стараясь как можно лучше справиться с любыми обстоятельствами, которые встретятся ей на пути, но никогда не сможет предугадать ни одного из них, хотя бы украдкой заглянув в будущее.

Возможно, именно это неведение и придавало ее глазам такую прозрачность, а всему ее облику такой вид, словно она не человек, а некая абстракция, нечто вроде изображения одной из гражданских добродетелей или греческих богинь. По жилам, просвечивающим сквозь белую кожу, вполне могла бы течь не горячая живая кровь, а какая-то консервирующая жидкость, но благодаря обаянию молодости она казалась не суровой и не вялой, а всего лишь примитивной и чистой. Погрузившись в эти размышления, Арчер вдруг поймал себя на том, что смотрит на нее испуганным взором постороннего наблюдателя, и обратился к воспоминаниям о свадебном завтраке, на котором безраздельно и торжествующе царила бабушка Минготт.

Мэй с искренним удовольствием принялась обсуждать эту тему.

— Между прочим, я очень удивилась — да и вы, наверное, тоже, — что тетя Медора все-таки решила приехать. Эллен мне писала, что они обе нездоровы и не в состоянии пуститься в дорогу. Как жаль, что выздоровела не она! Вы видели, какие замечательные старинные кружева она мне прислала?

Он знал, что рано или поздно эта минута настанет, но почему-то воображал, что усилием воли сможет преградить ей путь.

— Нет… я… да, они прекрасны, — сказал он, глядя на нее пустым взором и боясь, как бы от одного звука этого имени весь так старательно выстроенный им мир не рухнул, словно карточный домик.

— Ты не устала? Хорошо бы по приезде выпить чаю. Надеюсь, что тетушки обо всем позаботились, — без умолку болтал он, взяв ее руку в свою, и мысли Мэй тотчас перенеслись к великолепному кофейному и чайному сервизу балтиморского серебра, который прислали Бофорты и который так «идеально» подходит к подносам и блюдам, подаренным дядей Лавелом Минготтом.

В сумерках поезд остановился на станции Райнбек, и они пошли по платформе к ожидавшей их карете.

— Ах, как любезно со стороны ван дер Лайденов — они прислали за нами слугу из Скайтерклиффа! — воскликнул Арчер, когда степенная личность в партикулярном платье подошла к ним и взяла из рук горничной саквояжи.