Избранное
Шрифт:
— Пойдемте посмотрим на Турин.
Мы прошли немного вниз, до уступа у поворота дороги, где полыхали отсветы Турина, и остановились на краю откоса. Поднимаясь в гору, мы не оборачивались. Поли, положив руку на плечо Ореста, смотрел на море огней. Отбросил сигарету и смотрел.
— Ну, что будем делать? — сказал Орест.
— До чего мал человек, — сказал Поли. — Улицы, дворы, гребни крыш. Отсюда кажется — море звезд. А когда ты там, этого не замечаешь.
Пьеретто отошел на несколько шагов. Мочась на кусты, он крикнул:
— Вы просто издеваетесь над нами, и больше
Поли спокойно сказал:
— Я люблю столкновения взглядов. Только в столкновениях чувствуешь себя сильнее, возвышаешься над самим собой. Без них жизнь пошла. Я не строю себе иллюзий.
— А кто их строит? — сказал Орест.
Поли поднял глаза и улыбнулся.
— Кто? Да все. Все те, кто спит в этих домах. Они видят сны, просыпаются, любятся, думают: «Я такой-то и такой-то», воображают, что имеют вес, а на самом деле…
— Что на самом деле? — сказал Пьеретто подходя.
Поли запнулся, потеряв нить мысли. Щелкнул пальцами, подыскивая слово.
— Ты говорил, что жизнь скучна, — сказал Орест.
— Какие мы сами, такая у нас и жизнь, — сказал Пьеретто.
Поли сказал:
— Давайте сядем.
Он совсем не выглядел пьяным. Я начал думать, что блуждающий взгляд так же обычен для этого человека и так же неотделим от него, как шелковая рубашка, манера пожимать руку, красивый автомобиль.
Мы немного поболтали, сидя на траве. Впрочем, я молчал, слушая стрекот сверчков. Поли как будто не обращал внимания на сарказмы Пьеретто: он объяснял ему, почему три ночи кряду не показывался в Турине и избегал всякого общества, называл гостиницы, видных людей, содержанок. И по мере того, как Пьеретто, по всей видимости, проникался к нему интересом и симпатией, я, наоборот, внутренне отдалялся от него, склоняясь к мнению, что он просто без царя в голове. Он снова сделался для меня таким же чуждым и безразличным, как в ту минуту, когда автомобиль остановился и я подумал, что в нем забавляется парочка.
Я вдруг сказал:
— Стоило уходить из Турина, чтобы без конца говорить о нем.
— Да, — сказал Орест, вскакивая на ноги. — Двинемся домой, завтра надо работать.
Поли поднялся, поднялся и Пьеретто.
— А ты что, не идешь? — сказали они мне.
Когда мы шли к автомобилю, я замедлил шаг и, немного отстав вместе с Орестом, спросил у него, кто такой этот Поли. Он сказал мне, что у них земли в его местах, большая вилла, целый холм. «Раньше он туда приезжал, и мы вместе охотились. Он и тогда уже был непутевым, но еще так не пил».
Он крикнул Поли:
— В этом году вы приедете в Греппо?
Поли прервал разговор с Пьеретто и обернулся.
— Папа засадил меня туда в прошлом году, не оставив машины, — сказал он не смущаясь. — Странные идеи приходят людям. Он хотел оторвать меня… От чего? Не знаю, приеду ли опять. Там было бы хорошо провести денек, но не больше. С кем-нибудь из приятелей и с пластинками.
Он любезно распахнул перед нами дверцы машины. Мне не хотелось садиться в нее, потому что теперь я понимал, что с ним мы не можем оставаться самими собой. Приходилось слушать его и принимать его взгляд на мир, отвечая ему в тон. Быть с ним вежливым значило служить
Поли сел за руль и, обернувшись, сказал:
— Значит, едем?
— Куда?
— В Греппо.
Орест вскинулся:
— Что мы, с ума сошли? Я хочу спать.
Я тоже возразил, что в такое время нелепо ехать бог знает куда.
— Еще не рассвело, — сказал Поли. — Сейчас без чего-то четыре. В пять будем там.
Мы оба закричали, что у нас есть дом.
— Отвези нас в город, — сказал Орест. — В Греппо съездим как-нибудь в другой раз.
Я шепнул ему:
— А он нас не угробит?
Орест повторил:
— Я хочу спать. Высади нас у Новых Ворот.
Мы поехали в Турин. Машина мчалась плавно и уверенно. Пьеретто, сидевший рядом с Поли, так и не раскрыл рта.
Мы ехали по освещенным, но пустынным проспектам. Орест сошел на улице Ниццы, у пассажа. Вылезая, он сказал Поли: «До свиданья». Через минуту высадили и меня у моего подъезда. Я попрощался и сказал Пьеретто: «Завтра увидимся». Машина, в которой они остались вдвоем, тронулась и унеслась.
Днем мы корпели над книгами, готовясь к экзаменам; в особенности Орест, который изучал медицину. Мы с Пьеретто учились на юридическом и усиленные занятия отложили на октябрь: ведь право схватывается с налету и не требует работы в лаборатории. А вот Орест вкалывал и даже не всегда ходил с нами гулять по вечерам. Но мы знали, где его найти в обед: у него дом был в деревне, и в Турине он снимал комнату, а столовался в траттории.
На следующий день после нашего ночного колобродства я пошел к нему. Он сидел в траттории и грыз яблоко, прислонившись спиной к стене и облокотись на портфель. Поздоровавшись, он спросил, видел ли я уже Пьеретто.
Было жарко. Мы, обмахиваясь, поговорили о нашем плане — отправиться на каникулы втроем в селение Ореста. Дом у него был просторный, мы бы там весело провели время. Но мы с Пьеретто хотели идти туда пешком с рюкзаком за плечами.
Орест сказал, что это ни к чему: нам и без того еще надоест деревенская глушь и жара.
— Почему ты спросил о Пьеретто?
— Неужели ты думаешь, — сказал Орест, — что он спал этой ночью?
— Может, он занимается?
— Возможно, — сказал Орест. — С Поли и его машиной. Разве ты не заметил, как они спелись?
Тут мы заговорили о прошлой ночи, о Поли, обо всем его странном поведении.
Орест сказал, что не надо удивляться. Они с Поли говорили друг другу «ты», хотя отец Поли был важной шишкой в Милане, командором и очень богатым человеком, владельцем огромного имения, куда никогда не приезжал. Поли вырос в этом имении, где проводил каждое лето с целой оравой мамок и нянек, с каретой и лошадьми, и только когда сменил короткие штанишки на брюки, смог поступать по-своему, выходить из усадьбы и знакомиться с людьми из округи. Два или три охотничьих сезона он вместе с другими ходил стрелять бекасов. Он был славный малый и с головой. Только твердости ему не хватало, это верно. За что ни возьмется бросит на середине, ничего не доводил до конца.