Избранное
Шрифт:
Волна пассажиров увлекла за собой старого ученого. И уже с площадки, прежде чем окончательно исчезнуть, он помахал Дугласу рукой.
— До свидания! — крикнул он и, улыбаясь, добавил что-то, что потонуло в шуме уходящего автобуса и могло означать «До скорой встречи!» или «Заходите!» — и исчез.
Дуглас сам растерялся от своих слов, в которых было так мало правды. «Что это я болтаю?» — подумал он и готов был уже раскатать, как все произошло на самом деле; но в это мгновение Френсис, как игрушечный
— Но ведь это чудесно! Просто чудесно! Вы, конечно, согласились?
Она не отдавала себе отчета, почему так говорит. Слишком долго длилось это невыносимое молчание, слишком долго пришлось ей напряженно улыбаться, испытывая, как и всегда в такие минуты, ужас и головокружение, граничащее с дурнотой. Она почувствовала настоящее облегчение, когда Дуглас наконец сказал что-то, и вместе с тем это «что-то» больно укололо ее.
— Значит, надо было согласиться? — спросил он.
У него был такой удивленный и растерянный вид. Но его слова больно укололи ее. Она повторила, на этот раз слишком уж радостно:
— Конечно, это чудесно! Вы не должны упускать такой возможности! Когда же они уезжают?
— Я еще точно не знаю, — пробормотал Дуглас. Вид у него и впрямь был самый несчастный. — Недели через две, я полагаю. Такой несчастный, что у Френсис на секунду сжалось сердце. Но он ведь ей тоже сделал больно, и еще как больно…
— Звоните им! — вскричала она и весело побежала за телефоном книжкой. — Примроз 6099, — сказала она, передавая ему трубку.
Дуглас готов был возмутиться. Он открыл рот, чтобы сказать: «Что с вами такое?», как вдруг услышал:
— Вам пора переменить климат. Вы слишком засиделись в Лондоне.
Потом она не раз спрашивала себя с гневом и болью, что заставило ее произнести эти слова. Не ревность же, в конце концов! Ей не было никакого дела до этой Сибилы. Пусть отправляется чей, если ему так хочется. Мы же не влюблены друг в друга. И вполне можем расстаться на некоторое время. Мы совершенно свободны.
Дугласа словно обухом по голове ударили. «Слишком засидеть в Лондоне»… Так, значит, вот как она думает… Но почему же она ему не сказала об этом раньше? Он взял трубку и набрал номер.
К телефону подошла Сибила. Она не сразу поняла, что он от нее хочет. Какой журналист? Она же прекрасно знает, что Дуглас журналист, и ему незачем сообщать ей по телефону столь важную новость… Ехать с ними в Новую Гвинею? Но, милый мой Дуг… Что? Что? Вечно по телефону ничего не разберешь. Заходите к нам, старина, если, конечно, не боитесь кори. Приходите, когда только сможете.
Он повесил трубку. Перед ним как в тумане мелькнуло лицо Френсис. Но она уже подавала ему куртку и плащ.
— Сейчас же отправляйтесь к ней, проговорила она все с тем же непонятным оживлением. — Надо ковать железо, пока горячо.
Несколько секунд они простояли друг против друга, не двигаясь, и в голове у нее пронеслось: «До чего все глупо! Вот возьму и поцелую его сейчас. Слишком, слишком все глупо. А что, если не отпускать его? Нет, он сделал мне больно, теперь все, все про пало, пусть уезжает!.. Ох, если бы он только швырнул свою куртку в угол и обнял меня!»
Но он уже надел куртку и набросил на плечи плащ. И она сама подталкивала его к двери.
— Удачу надо хватать за волосы, — сказала она, звонко смеясь, — даже если они белокурые.
Он взглянул на светлые волосы Френсис. О какой удаче говорила она? Ему даже в голову не пришло, что слова ее могут иметь хоть какое-то отношение к белокурой Сибиле. Какую удачу должен был он схватить за волосы? И вдруг в голове у него молнией пронеслось: «Я женюсь на ней!» Но, увы, он ей совсем, совсем не нужен. Он чувствовал, как она легким нажимом руки подталкивает его к двери. Он уже стоял на так хорошо знакомом ему коврике у двери и почти физически ощущал его коричневые и зеленые клетки, и от этого сердце переполняла такая отчаянная тоска, что он готов был разрыдаться.
На пороге она еще раз повторила:
— Вам надо торопиться. Возьмите такси.
В маленьком садике в лучах заходящего солнца всеми красками переливались майские цветы: незабудки, барвинки, анемоны и множество ирисов, не уступающих по своей красоте орхидеям… Песок скрипел под ногами.
Когда он вышел за калитку, она помахала ему рукой и крикнула: «Все-таки зайдите перед отъездом!» В мягком вечернем свет она показалась ему ослепительно прекрасной. Ее яркие, немного крупные губы улыбались. И, глядя на нее, можно было подумать что она невероятно счастлива.
— Что это вам наговорил Кутберг? — с удивлением спросила Сибила.
Она полулежала на кушетке стиля Рекамье. Ноги ее были укутаны мехом. На лице еще были заметны красноватые следы сыпи. Но тому, на кого был устремлен взгляд Сибилы, вряд ли пришло бы в голову рассматривать ее кожу. Что касается Дугласа, ему вообще было не до Сибилы.
— Он сказал мне, что вы хотели бы взять с собой журналиста, — ответил он, слегка искажая истину. — А потом он мне еще ткнул: «Поедемте с нами!»
— Но чего ради вы с нами потащитесь? Вас что, интересует палеонтология? Ведь наши ископаемые совсем не похожи на ваших доисторических майоров.
Дуглас ответил не сразу. У него не было никакого желания убеждать ее в чем-либо.
— Меня вообще интересует все на свете, — наконец произнес он угрюмо.
Она насмешливо взглянула на него. Он покраснел.
— Признавайтесь-ка, — сказала она, — уж не бегство ли это? Не разбил ли вам кто-нибудь сердце?
— Да нет, что за ерунда! — слишком поспешно ответил Дуглас: он не мог скрыть своего раздражения. — Уверяю вас, экспедиция меня очень интересует. И, конечно, для меня, как для журналиста…