Избранное
Шрифт:
— Вы что ж, не сообразили им провожатых дать?
— А что от них проку? Их там полно. Слышите? Они только друг дружку путают.
Гусев вытер платком лоб. Как славно ему нынче помечталось, и дернула его нелегкая уйти обедать. Всего на час отлучился, а тут уважаемые люди попали, можно сказать, в безвыходное положение. Яковенко — ладно, он молодой, три года, как из вуза, поплутает в порядке разрядки, ничего страшного, но Авдеев Сергей Алексеевич — председатель городского Совета. Кошмар и ужас! А кто виноват? Гусев виноват,
— Будем принимать меры, — сказал Гусев, пока еще не вполне ясно представляя себе, что ему делать.
Для начала погрозив пальцем Чеботкову и машинально приподняв шляпу, Гусев откашлялся и крикнул в лабиринт:
— Здравия желаю, дорогие товарищи!
— Горячий привет! — отозвался Шапкин.
— Здравствуйте, здравствуйте, — раздался из глубины лабиринта знакомый голос Авдеева. — Это не вы ли, товарищ Гусев?
— Я, Сергей Алексеевич!
— Позвольте спросить, что же вы с нами сделали?
— Вы, товарищ Гусев, ввели в заблуждение руководство, — произнес Яковенко с прокурорским металлом в голосе.
— Виновные за это дело ответят, — неуверенно сказал Гусев. «Какой уж тут новый участок. Хотя бы на этом удержаться». — Но вы не беспокойтесь, отдыхайте. Мы сейчас…
Гусев оглянулся, словно бы надеясь найти и наказать виновников происшествия.
— Товарищ Гусев! Где же вы? — прозвучал из лабиринта строгий голос председателя горсовета.
Гусев взял за плечо Чеботкова.
— Сергей Алексеевич! К вам выходит сотрудник парка товарищ Чеботков Яков Еремеевич. Он опытный бухгалтер и хорошо ориентируется…
— Бухгалтерия, конечно, внесет ясность, но сами-то вы думаете остаться в стороне?
— Встаньте у выхода и что-нибудь спойте, — подал идею Яковенко, — а мы пойдем на ваш голос.
— Будет сделано!
Гусев напутственным жестом проводил бухгалтера в лабиринт, а сам, обогнув это затейливое сооружение, остановился и запел: «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет мама…»
— Нет! Так дело не пойдет, — раздался голос Авдеева. — Это что же выходит: коллектив находится на распутье, а директор поет и в ус не дует? Зайдите ко мне, товарищ Гусев!
— Куда? В исполком?..
— Зачем? Сюда зайдите.
— Я… сейчас…
Гусев пожал плечами: «Лица не видно, не сразу и поймешь, то ли он смеется, то ли говорит серьезно. Что делать? Хорошо бы все это обратить в шутку. А еще бы лучше вызвать рабочих и разобрать к лешему всю эту бандуру!»
— Иду к вам, Сергей Алексеевич! — доложил Гусев.
Он вступил в лабиринт и заблудился в анафемской путанице коридоров.
— Где же вы, товарищ директор? — спросил Авдеев.
«Вот он уже как — не «товарищ Гусев», а «товарищ директор».
— Я… на ближних подступах…
— Ура! Лично мы вышли! — послышались радостные голоса Шапкина и Мамыриной.
— Товарищ директор! Я вас жду.
— Сейчас… Сей момент…
Блуждая по лабиринту, Гусев оглядывался по сторонам, но везде и всюду в глади зеркальных стен он видел только самого себя — озабоченного, растерянного, в сбитой на затылок дырчатой шляпе.
— Товарищ Гусев, — донесся до него бодрый голос Авдеева. — Я вижу, вы делаете все, чтобы наша встреча не состоялась. Больше ждать не могу. Ухожу в исполком.
— А вы что, вышли, Сергей Алексеевич?
— Да. Я вышел.
— От души поздравляю!
Как ему хотелось в эту минуту посмотреть на Авдеева и угадать по выражению его лица, что думает председатель городского Совета депутатов трудящихся по поводу данного происшествия. И чтобы Авдеев тоже посмотрел на Гусева и понял по его скорбному взгляду, что он, Гусев, создавая городок аттракционов, ни сном ни духом не помышлял подорвать авторитет городского руководства.
Но Гусев не видел Авдеева, он не видел в эту минуту его озорных, веселых глаз.
Беззвучно смеясь, Авдеев сказал:
— Товарищ Гусев! Не опоздайте на сессию. На повестке ваш вопрос.
— Не опоздаю! — крикнул в ответ Гусев, продолжая бег по пересеченной местности и наращивая скорость.
В голосе его было столько решимости и веры в свои силы, что засмеялись все — и те, кому уже удалось выйти, и те, кто продолжал блуждать по лабиринту, в зеркалах которого лукаво поблескивало щедрое июльское солнце.
1971
АВТОГРАФ
Утром Полина разбирала почту. Вот уж неувлекательное занятие. Все письма на одно лицо, все напечатаны на машинке, все официальные, деловые — «в ответ на», «в связи с тем». Совсем не было личных писем, а если порой и попадались конверты с пометкой «лично», то за этим «лично» угадывалось замаскированное желание ускорить решение какого-нибудь вопроса.
Полина взяла очередной конверт. Оказалось, он едва заклеен и внутри виднеется что-то яркое. Она прочитала адрес, название треста и подчеркнутое двумя линиями — Татьяне Сумароковой.
Интересно. Письмо, по всей видимости, личное. Никогда раньше Таня не получала писем на работу. Была бы она главным инженером, занимала бы другую ответственную должность, а Сумарокова простой экономист, тихая и довольно-таки малозаметная девушка. В конверте, скорей всего, поздравление с праздником или еще что-нибудь в этом роде.
Личные письма вскрывать, конечно, не положено, но, во-первых, можно считать, что конверт не заклеен, а во-вторых, а во-вторых…
Полина открыла конверт, вытряхнула из него глянцевую открытку и улыбнулась, как улыбаются при встрече с близким и симпатичным человеком.