Избранное
Шрифт:
— Если тебя шокирует термин «электронная сваха», обойдемся без него, — сказал Михаил. — В техническом смысле ты человек отсталый. Это известно.
— Что же? — спросил я.
— Я могу предоставить тебе полную возможность убедиться, что я сказал чистую правду. Я познакомлю тебя с Леной. С Еленой Кашириной. Она работает в вычислительном центре, Лена откроет тебе глаза на современную технику.
— Допустим, — я иронически усмехнулся, — предположим.
— Смеяться будешь потом.
Прошло несколько дней, и Михаил познакомил меня с Леной.
Поскольку вершиной моего технического образования является устройство
Но все обошлось вполне благополучно. К счастью, оказалось, что описание фантастических возможностей чудо-машины вызывает подобную реакцию у многих людей, которые, как и я, далеки от современной техники.
…А сейчас хочу рассказать о другом, о самом главном.
В позапрошлую субботу я был у Лены. Мы сидели вдвоем, грызли орешки, пили болгарский рислинг, и я вспомнил свой разговор с Мишей Страховым об «электронной свахе».
— Я все-таки не верю, что может где-то существовать такая система, — сказал я.
Лена пожала плечами:
— Вполне реальная вещь.
— Ну да!.. Ромео передает в запоминающее устройство параметры Джульетты.
— Это, конечно, трудно себе представить, — сказала Лена.
— Разумеется, — сказал я. — В те времена человечество не знало электроники.
— Дело не в этом, — сказала Лена. — В данном случае любовь была сильней самой совершенной электроники. Ромео встретил Джульетту и полюбил ее…
Мы помолчали.
Лена, улыбаясь, смотрела на меня. Потом она взяла листок бумаги, ручку и сказала:
— Будем считать, что в машине, на которой я работаю, уже запрограммированы сведения о ста невестах…
— Хорошо, — сказал я. — Будем считать, что это так.
Лена объявила правила игры, и тогда я сказал:
— Диктую. Возраст — двадцать шесть лет. Волосы каштановые. Глаза серые. Рост — сто шестьдесят восемь — сто семьдесят. Интеллигентна. Любит музыку. Умеет плавать, но боится воды…
— Не так быстро, — сказала Лена, — я не успеваю записывать.
Но я уже заметил, что она ничего не пишет, а только делает вид.
— Продолжаю. Она обладает чувством юмора. Должна уметь варить овсянку, а если нет, то как минимум сосиски. Понимает в поэзии… Умеет дружить…
Улыбаясь, Лена медленно сложила листок, потом еще раз и еще, пока у нее не получился белый тугой квадратик.
Я вам уже говорил, что я испытываю глубокое уважение к людям, причастным к технике.
Отныне у меня к ним не только уважение, но и любовь.
Но самое смешное в том, что и меня, кажется, любят.
1973
АРТИСТ
Все случилось внезапно, как это чаще всего и бывает. Утром на репетиции Бармин вдруг почувствовал — его качнуло, и он ощутил мгновение странного забытья. Минутой позже он объяснил это обыкновенной усталостью. Просто надо маленько отдохнуть, уехать в Подрезково, походить на лыжах, поразговаривать с птицами и вообще отключиться.
После репетиции он выпил в буфете чашечку кофе, съел бутерброд с сыром и умчался на студию звукозаписи. Там все прошло очень удачно, без единой накладки. Он читал сатирический монолог и через толстое сверкающее стекло поглядывал в аппаратную на режиссера. Он видел улыбку на его лице и одновременно видел себя, свое отражение. Получалось совсем как в кино. Там это, кажется, называется «наплыв».
Со студии звукозаписи он поехал в редакцию, где состоялась давно затеянная пресс-конференция на тему «Смех — дело серьезное». Сотрудник отдела литературы и искусства извинялся, что не заготовил все запросы. Но получилось даже лучше, непринужденней. На многие из вопросов, которые ему задавали, он уже не раз отвечал самому себе после очередной премьеры и в поединках с критиками, которые, как известно, знают абсолютно все — и что сегодня нужно зрителю, и что смешно, и что не смешно.
По дороге домой он думал о том, что существуют на свете люди, которые довольны всем, что они делают. Есть, например, у него приятель-драматург. После премьеры на вопрос, как прошел спектакль, он скорбно разводит руками и говорит: «Тридцать девять раз». Сие означает, что после спектакля тридцать девять раз давали занавес. Не тридцать, не сорок, а тридцать девять раз. Это звучит конкретно и поэтому убедительно.
Уверенно ведя машину, Бармин щелкнул зажигалкой и затянулся. Кстати, давно бы надо бросить курить. Он давал обещания, усмехаясь цитировал Марка Твена: «Бросить курить проще простого. Я делал это сотни раз». А вообще, серьезно говоря, с куревом надо кончать. Хорошо бы приурочить это полезное мероприятие к какой-нибудь дате. Вот скоро ему стукнет шестьдесят, и в этот день он скомкает пачку сигарет и мужественно выбросит ее. Навсегда.
Ткнув окурок в пепельницу, он поморщился. Что-то кольнуло. Но это не сердце. Не те симптомы. Скорей всего, печень. Были сигналы, но ничего. Обходился уколами. Как-то приехал рыжий доктор из «неотложки». Он удивился, когда узнал Бармина: «Оказывается, и комики болеют». Сказал он это с единственной целью завязать беседу. Ему было очень интересно. Сменится и дома расскажет жене: «Сегодня был вызов, как думаешь, к кому?»
Доктора бывают разные. Один хлопает пациента по плечу, шутит: «Батенька, да вы типичный симулянт!» — и лукаво подмигивает. Это приятно и как-то обнадеживает. А доктор деловитый, неулыбчивый вызывает у больного подозрение, не иначе — дело труба, финита ля комедия. А ежели доктор чересчур резвится и даже рассказывает анекдоты, тут одно из двух — или все очень хорошо, или наоборот — все очень плохо, а доктор притворяется, хотя на самом-то деле ему совсем не весело. Наивная хитрость.
Доктор из «неотложки» держался спокойно, и Бармину захотелось, чтобы он повеселел. Для этого не пришлось особенно трудиться. Едва он выходил на просцениум, застенчиво и словно бы виновато улыбаясь, зрительный зал встречал его шумными аплодисментами. Каждый отвечал ему улыбкой на улыбку, предвкушая то, что ему предстояло испытать. Такая улыбка как разминка для гимнаста. Дальше пойдут иные нагрузки, придется посмеяться в полную силу, а то и похохотать до слез.
— Насколько я понимаю, в моей драме главное действующее лицо — печень, — сказал Бармин.