Избранное

Грин Грэм

— Да как же?.. Подождите! — Метис стал заворачивать голову мула, но сил на это у него не хватало. Мул шел и шел вперед. Священник крикнул:

— Помни. Я не заходил в Кармен. — Но куда ему теперь идти? И он понял, что во всем штате есть только одно место, где не возьмут заложником ни в чем не повинного человека. Но в такой одежде там нельзя показываться. Метис цеплялся за седельную луку, умоляюще вращая малярийными глазами:

— Не бросайте меня! — Но не только метиса бросал он здесь, на лесной тропе: мул стоял на ней поперек и мотал своей глупой башкой, отгораживая его, точно барьером, от родных мест. Он был как человек без паспорта,

которого гонят из всех гаваней.

Метис кричал ему вслед:

— А еще христианин! — Он все-таки ухитрился выпрямиться в седле и сыпал бранью — бессмысленным набором грязных слов, которые замирали в лесу, точно слабые удары молотка. Он прохрипел: — Если мы когда-нибудь встретимся, пеняй на себя… — У этого человека, конечно, были все основания прийти в ярость: он лишился семисот песо. Метис крикнул отчаянным голосом: — У меня память на лица!

Глава 2

В жаркий, насыщенный электричеством вечер по площади кружили молодые мужчины и девушки; мужчины — в одну сторону, девушки — в другую. Они не заговаривали друг с другом. В северной части неба сверкала молния. Это гулянье чем-то напоминало религиозный обряд, который давно потерял всякий смысл, но тем не менее ради него все наряжались. Иногда к молодежи примыкали женщины постарше, внося в это шествие чуть больше оживления и смеха, точно у них еще сохранилось воспоминание о прежней жизни, о которой теперь и в книгах не прочтешь. Со ступеней казначейства за гуляющими наблюдал полицейский с кобурой на бедре, а у дверей тюрьмы, держа винтовку между колен, сидел маленький, щуплый солдат, и тени пальм тянулись к нему, точно заграждение из сабель. В окне у зубного врача горело электричество, освещая зубоврачебное кресло, ярко-красные плюшевые подушки, стакан для полоскания на низеньком столике и детский шкафчик, набитый инструментами. В жилых домах, за проволочной решеткой окон, среди семейных фотографий, взад и вперед покачивались в качалках старухи. Делать им было нечего, говорить не о чем — сидели и покрывались потом под ворохом своих одеяний. Так шла жизнь в главном городе штата.

Человек в поношенной бумажной одежде сидел на скамейке и смотрел на все это. К казармам прошел вооруженный отряд полиции; полицейские шагали не в ногу, держа винтовки кое-как. Площадь освещалась электрическими лампочками — по три на каждом углу; их соединяли между собой безобразно обвисшие провода. От скамьи к скамье ходил нищий, безуспешно клянча милостыню.

Нищий сел рядом с человеком в поношенной одежде и повел какое-то длинное объяснение. Тон у него был вкрадчивый, и в то же время в нем слышалась угроза. Улицы спускались с площади к реке, к порту, к заболоченной равнине. Нищий говорил, что у него жена и куча детей и что последние недели они голодают. Он замолчал и потрогал своего соседа за рукав.

— Сколько же, — спросил он, — такой материал стоит?

— Не поверишь, как дешево, просто гроши.

Часы пробили половину десятого, и лампочки сразу погасли. Нищий сказал:

— Так совсем ум за разум зайдет. — Он повертел головой, провожая взглядом гуляющих, которые уходили вниз по склону. Человек в поношенной одежде поднялся со скамьи, нищий тоже встал и поплелся следом за ним в дальний конец площади. Его босые ноги шлепали по асфальту. Он сказал: — Несколько песо… Что тебе стоит, не разоришься.

— Еще как разорюсь!

Нищий озлился. Он сказал:

— Иной раз готов на что

угодно пойти ради нескольких песо. — Теперь, когда огни во всем городе погасли, они стояли, скрытые дружелюбной темнотой. Нищий сказал: — Осуждаешь меня?

— Да нет. И не думаю.

Что бы он ни сказал, все выводило нищего из себя.

— Иной раз, кажется, убить готов…

— Вот это, конечно, очень нехорошо.

— Значит, нехорошо, если я схвачу кого-нибудь за горло?

— Что ж, голодный на все имеет право ради спасения своей жизни.

Нищий смотрел на этого человека с яростью, а тот продолжал говорить, словно обсуждая какой-то отвлеченный вопрос:

— Из-за меня, пожалуй, не стоит идти на такой риск. Пятнадцать песо семьдесят пять сентаво — вот все мое богатство. Я сам двое суток ничего не ел.

— Матерь Божия! — сказал нищий. — Да ты что, каменный? Сердце у тебя есть?

Человек в поношенной одежде вдруг хихикнул. Нищий сказал:

— Вранье. Почему же ты ничего не ел, когда у тебя пятнадцать песо в кармане?

— Видишь ли, в чем дело, я хочу купить чего-нибудь выпить.

— А именно?

— Того самого, чего в этом городе чужому не найти.

— Значит, тебе нужно спиртное?

— Да… и вино.

Нищий подошел к нему вплотную, нога к ноге, тронул за руку. Они, как близкие друзья, как братья, стояли вдвоем в темноте. Теперь даже в домах гасили огни, и таксисты, весь день тщетно поджидавшие пассажиров на склоне холма, начали разъезжаться. Вот последняя машина скрылась за углом полицейских казарм, мигнув задними огнями. Нищий сказал:

— Ну, друг, считай, тебе повезло. Сколько ты мне дашь…

— За бутылку?

— За то, что я сведу тебя с человеком, у которого есть бренди — настоящее, из Веракруса.

— С моим горлом, — пояснил человек, — мне можно только вино.

— Пульке, мескаль — у него все есть.

— А вино?

— Айвовое.

— Я отдам все свои деньги, — торжественно сказал человек в поношенной одежде и уточнил: — То есть кроме сентаво… за натуральное виноградное вино. — Где-то внизу, у реки, послышались барабанная дробь и нестройный топот — раз-два, раз-два. Солдаты или полицейские возвращались на ночевку в казармы.

— Сколько? — нетерпеливо повторил нищий.

— Я дам тебе пятнадцать песо, и ты достанешь мне вино. Сколько заплатишь, твое дело.

— Тогда пошли.

Они стали спускаться с холма; на углу, где одна улица вела к аптеке и дальше, к казармам, а другая — к гостинице, набережной и к складу «Объединенной банановой компании», человек в поношенной одежде остановился. Навстречу, держа винтовки как придется, шагали полицейские.

— Подожди. — Вместе с ними шел какой-то метис; два клыка выступали у него над нижней губой. Человек в поношенной одежде следил за ним из темноты. Метис повернул голову, и взгляды их встретились. Полицейские прошли мимо, поднимаясь на площадь. — Пошли. Быстрее.

Нищий сказал:

— Они нас не задержат. Они за другой дичью охотятся — покрупнее.

— А почему этот человек с ними, как ты думаешь?

— А кто его знает? Может, заложник.

— Заложнику связали бы руки.

— Почем я знаю? — В словах нищего была вызывающая независимость — не редкость в стране, где бедняки имеют право клянчить милостыню. Он спросил: — Так тебе нужно спиртное или нет?

— Мне нужно вино.

— Не знаю, что у него там есть. Бери, что дадут.

Нищий повел своего спутника к реке. Он сказал: