Избранное
Шрифт:
— Может, его и в городе нет. — Жуки вились вокруг них и оседали на асфальт; они щелкали под ногами, как грибы-дождевики, а с реки тянуло зеленой кислятиной. В раскаленном, пыльном скверике белел гипсовый бюст генерала, а на первом этаже единственной в городе гостиницы глухо пульсировал движок. Широкие деревянные ступени, усеянные жуками, вели на второй этаж. — Ну, я постарался ради тебя как мог, — сказал нищий. — Больше никто бы не сделал.
Из номера на втором этаже вышел человек в черных брюках, в плотно облегающей торс фуфайке и с полотенцем через плечо. У него была аристократическая седая бородка,
Нищий повернулся к своему спутнику.
— Того господина, — сказал он, — сейчас нет, хозяин говорит. Ну что, подождем его?
— Мне времени не жалко.
Они вошли в большой пустой номер с плиточным полом. Маленькую черную железную кровать, стоявшую там, словно кто-то забыл при переезде. Они сели на нее рядышком и стали ждать, а жуки влетали в комнату сквозь дырявую москитную сетку.
— Он очень важный человек, — сказал нищий. — Двоюродный брат губернатора. Все достанет, все, что ни пожелаешь. Но свести тебя с ним может только тот, кто пользуется у него доверием.
— А ты пользуешься?
— Я на него работал, — сказал нищий и добавил с полной откровенностью: — Хочешь не хочешь, а приходится доверять.
— И губернатор знает об этом?
— Конечно нет. Губернатор человек крутой.
Водопроводные трубы то и дело громко заглатывали воду.
— Почему же он мне должен довериться?
— Ну, любителя выпить сразу видно. Ты еще не раз к нему придешь. У него товар хороший. Дай-ка мне твои пятнадцать песо. — Он дважды пересчитал монеты. — Получишь бутылку самого хорошего бренди из Веракруса. Помяни мое слово. — Свет погас, и они сидели в темноте. Когда кто-нибудь из них двигался, кровать под ним скрипела.
Послышался голос:
— Бренди мне не нужно. Во всяком случае, не целую бутылку.
— Так что же тебе нужно?
— Я уже говорил — вино.
— Вино дорого.
— Это неважно. Или вино, или ничего.
— Айвовое?
— Нет, нет. Французское вино.
— У него иногда бывает из Калифорнии.
— Ну что ж, это мне годится.
— Сам-то он, конечно, получает все даром. С таможни.
Движок внизу снова начал тарахтеть, загорелся тусклый свет. Дверь отворилась, и хозяин поманил нищего; последовали длинные переговоры. Человек в поношенной одежде откинулся на кровати. Подбородок у него был порезан в нескольких местах — там, где рука с бритвой дрогнула, — лицо осунувшееся, болезненное; когда-то, вероятно, щеки были круглые, пухлые, но теперь ввалились — ни дать ни взять разорившийся делец.
Нищий вернулся. Он сказал:
— Тот господин сейчас занят, но скоро придет. Хозяин послал за ним мальчишку.
— Где он?
— Ему нельзя мешать. Он играет на бильярде с начальником полиции. — Нищий подошел к кровати, раздавив двух жуков босыми ногами. Он сказал: — Гостиница эта прекрасная. Ты где остановился? Ты ведь не здешний?
— Да, я
— Этот господин очень влиятельный человек. Хорошо бы угостить его. Ведь не унесешь же ты все с собой. Выпить можно и здесь.
— Мне бы оставить себе хоть немножко — взять домой.
— Какая разница, где пить. Я считаю, где есть стул и стакан, там и дом.
— Все-таки… — Свет опять погас, а молнии на горизонте взлетали, как занавески. Откуда-то издали сквозь москитную сетку в комнату докатились удары грома, похожие на гул, который доносится с другого конца города во время воскресного боя быков.
Нищий спросил по-дружески:
— А ты чем занимаешься?
— Да так, чем придется.
Они замолчали, прислушиваясь к шагам на деревянной лестнице. Дверь отворилась, но в темноте ничего не было видно. Чей-то голос отпустил ругательство — для порядка — и спросил:
— Кто тут? — Зажженная спичка осветила синеватую тяжелую челюсть и потухла. Движок затарахтел, и свет снова вспыхнул. Вошедший устало проговорил: — А, это ты.
— Это я.
Он был маленький, с широким не по росту, бледным лицом, одет в узкий серый костюм. Под жилетом у него выпячивался револьвер. Он сказал:
— У меня ничего нет. Ровным счетом ничего.
Нищий прошлепал через всю комнату и начал тихо и серьезно говорить что-то. За разговором он осторожно нажал босой ногой на начищенный до блеска ботинок своего собеседника. Тот испустил вздох, раздул щеки и подозрительно оглядел кровать, словно опасаясь, уж не распорядились ли тут посетители без него. Он резко проговорил, обращаясь к человеку в поношенной одежде:
— Значит, тебе нужно бренди? Из Веракруса? Это противозаконно.
— Не бренди. Бренди мне не нужно.
— А пиво, скажешь, плохо? — Поскрипывая ботинками по плиткам, он развязно, начальственно вышел на середину комнаты — губернаторский родственник! — И пригрозил: — Мне ничего не стоит тебя посадить.
Человек в поношенной одежде сказал, как и полагалось, приниженно:
— Конечно, ваше превосходительство…
— Думаешь, только мне и дела что поить каждого попрошайку, который…
— Я бы не стал вас беспокоить, но вот этот человек…
Губернаторский брат сплюнул.
— Но если вашему превосходительству угодно, я уйду…
Тот резко проговорил:
— Я человек мягкий. Всегда делаю одолжение людям… когда это в моих силах и никому не вредит. Я человек с положением, понимаешь? Спиртное получаю легально.
— Да, конечно.
— И беру за него столько, сколько оно мне самому стоит.
— Конечно, конечно.
— А не брать, так по миру пойдешь. — Ступая осторожно, точно ему жали ботинки, он подошел к кровати и откинул одеяло. — Болтать любишь? — бросил он через плечо.
— Нет, я умею держать язык за зубами.
— Болтать-то болтай, только знай кому. — В тюфяке была большая дыра; он вытащил из нее пук соломы и снова запустил туда пальцы. Человек в поношенной одежде с деланным безразличием устремил взгляд на скверик за окном, на темные глинистые берега и на мачты парусников; позади них вспыхивали молнии, гром стал слышнее.
— Вот, — сказал губернаторский брат. — Это я могу тебе дать. Хорошее бренди.
— Да мне, собственно, не бренди нужно.
— Бери, бери, что дают.