Избранное
Шрифт:
Сфотографировали Щуко. Сфотографировали его помощника, Владимира
Георгиевича Гельфрейха, тоже архитектора.
Но памятник создавали трое. А где же третий, где скульптор
Евсеев?
Произошла неловкая заминка, но академик тотчас нашелся. Сказал с
улыбкой:
– Извините, товарищи. Евсеев - человек редчайшей скромности. Вот
только что был на трибуне! Уверен, что Сергей Александрович и сейчас
здесь, но, избегая ваших аплодисментов, прячется
предъявлю вам эту красную девицу!
И предъявил.
"Красная девица" оказалась с пышными усами казачьего образца.
Празднество завершилось торжественным шествием.
x x x
Это было время, когда Зимний дворец, знаменитое сооружение
Растрелли, как и другие дворцы царской фамилии, оказался как бы ни к
чему. Самодержавие похоронено, и дворцы, как пережитки кровавого
режима, стояли в запустении.
С открытием памятника В. И. Ленину у Финляндского вокзала почти
совпал по времени пуск Волховстроя (декабрь 1926 г.) - детище всей
страны, и прежде всего ленинградцев. Вот такие сооружения были людям
по душе, а не бывшие царские резиденции.
Тем не менее пустовавшие помещения Зимнего дворца нашли частичное
применение: в западной его части, со стороны Адмиралтейского проезда,
в одном из бывших покоев развернул свои экспозиции только что
создававшийся Музей Революции. Экспонаты были еще случайными и
разрозненными. У стены на подставке - груда цепей. Привезли их сюда из
бани для узников Петропавловской крепости. Банька, надежно огражденная
от глаза постороннего, была одновременно и кузницей, где приговоренных
заковывали в кандалы.
Среди других экспонатов музея обескураживающее впечатление
производил листок из школьной тетради, висевший в рамке под стеклом.
Это был счет на один рубль двадцать копеек, поданный начальству
жандармским офицером после очередной казни. Счет был составлен на
десять аршин прочной пеньковой веревки и на кусок хозяйственного мыла.
Покупку офицер сделал в мелочной лавке на Сенной площади.
Одним из сотрудников музея был Сережа Домокуров. Впрочем, в пору
называть его Сергеем Ивановичем. Мальчишкой с отцом, рабочим от
Нобеля, он 3 апреля 1917 года встретил Ленина и даже приветствовал его
из толпы, махал шапкой. Возможно, этот необыкновенный вечер с музыкой,
которую играли оркестры, с острым светом прожекторов, освещавших то
Ленина на броневике, то невиданное скопление народа на площади, -
возможно, и подсказал мальчику дорогу в жизни. Он стал историком,
довелось ему участвовать в создании первоначального Музея Революции,
здесь он остался работать.
Сейчас он только что с площади у Финляндского вокзала. Торжество
открытия памятника он запечатлел фотоаппаратом-зеркалкой и беглыми
записями в блокноте. Возвращаясь на работу, Домокуров мысленно уже
раскидывал будущие свои фотографии по стенду. "Выхлопотать бы только
где-нибудь кусок бархата, - мечтал он. - Экспозиция получится что
надо!"
О музее мало еще кто знал в городе, но вдруг повалили письма.
Побывали они в редакциях газет, оттуда их и переадресовывали музею.
Пошарив глазами, Домокуров выбрал письмо с "Красного путиловца".
"Камень и бронза, - прочитал Сергей, - на веки вечные обозначили
священное место, где Владимир Ильич открыл нам, рабочему люду, глаза
на социалистическую революцию. Но теперь людям охота поглядеть на
броневичок, с которого фактически выступил Ленин. Среди рабочей массы,
когда открылся памятник у Финляндского вокзала, пошли толки, что
броневичок хранится в кладовой среди самых наиважнейших
государственных ценностей. Это правильно. Мы, советские граждане,
обязаны содержать броневик в полной сохранности. За него спросят с нас
пролетарии всех стран. И наши потомки спросят.
Но взглянуть-то, наверное, можно на историческую машину? Хотя бы
одним глазком? Очень в этом большая просьба от рабочего класса нашего
завода".
И подписи.
Столько подписей, что местами они сливались, образуя кляксы, и
все-таки не уместились под текстом - расползлись по полям листа.
"Правильно пишут, - одобрил Сергей путиловцев.
– И "Ленинградская
правда" правильно сделала, что переадресовала письмо. На такие запросы
нам отвечать - Музею Революции!"
Он окунул перо в чернильницу и задумчиво уставился на его кончик,
словно в ожидании, не скатится ли на бумагу вместе со свежей каплей и
адрес броневика.
Затем снял трубку с телефонного аппарата, крутнул ручку вызова и
обратился к телефонистке:
– Пожалуйста, Артиллерийский музей!
Пока соединяли, Домокуров мысленно перешагнул через Неву и достиг
Кронверка - тыльного укрепления Петропавловской крепости. Это
огромное, построенное в виде подковы, толстостенное кирпичное здание с
окнами-бойницами. Где-то там, внутри, на лужке, или снаружи крепостных
стен, были повешены декабристы Пестель, Муравьев-Апостол,