Избранное
Шрифт:
Затем, посмеявшись, Шефольд вспомнил бы свое пребывание в Валькуре, Комине, Лимале и, наверно, призадумался бы. «Но, — добавил бы он, — в этих замках я скорее принадлежал к персоналу, хотя и сидел за одним столом с хозяевами».
Если эти господа были такими же, как он, они пытались завязать с ним отношения. Чтобы выяснить, принадлежит ли он к их числу, им достаточно было определенным образом поглядеть ему в глаза. Жестко, бесстыдно поглядеть в глаза — в лифте, в номере. Обычно они были потрясены, захвачены врасплох той ненавистью, которую он вымещал на них, но такие встряски им нравились.
Самолеты с пронзительным
Через некоторое время Райдель вылез из окопа, швырнул Шефольду плащ и сказал:
— А ну вставай!
При этом голос у него был такой же злой, как и глаза.
— Потрудитесь не называть меня на «ты», — сказал Шефольд.
Он взял свой плащ, медленно и аккуратно поднялся. И тут же
упал на колени, потому что Райдель ударил его сзади ногой.
Вот он опять, этот тон; удирая из отеля в армию, Райдель дал себе слово, что никогда больше не допустит, чтобы с ним так разговаривали. Если тебя распекают в армии — это совсем другое дело. Окрик в армии соединяет орущего с тем, на кого он орет. Рычание фельдфебеля звучит для построившейся роты, словно колокол. А вот нагоняй, который дают клиенты в отеле, сразу исключает тебя из их числа, напоминает, где твое место. Эта манера говорить тихо и холодно, когда их что-то не устраивает, от которой все сразу начинает ходить ходуном: «Извольте постучать, прежде чем войти!», «Вам не объясняли, что сначала надо поставить прибор даме?», «Потрудитесь не называть меня на «ты»!» Райдель подошел к поднимавшемуся с земли Шефольду и с такой силой ударил его сзади сапогом, что был удивлен, когда тот не рухнул всем телом, а лишь упал на колени.
— Вот что бывает, когда шпионы вроде тебя разевают пасть, — сказал Райдель.
Он не собирался давать ему пинка, необычная уверенность в голосе Шефольда подсказывала ему, что не следует заходить так далеко, но он не мог сдержаться.
Поднявшись, Шефольд сказал:
— У меня назначена встреча с командиром вашего батальона майором Динклаге. — Он приподнял манжет, посмотрел на часы. — В двенадцать часов. Теперь будьте любезны отвести меня к нему. И если вы будете продолжать говорить со мной на «ты», оскорблять словами или действиями, то я пожалуюсь на вас майору Динклаге.
В его намерения не входило давать столь подробные объяснения первому же часовому, на которого он наткнется, он собирался назвать свою цель на более высоком должностном уровне, ибо справедливо предполагал, что простой солдат, который возьмет его в плен, не имеет полномочий вести его прямо к командиру батальона. Хайншток подтвердил это его предположение. «Солдат, к которому вы попадете, наверняка приведет вас к унтер - офицеру, тот — к командиру взвода или, если вам повезет, сразу к командиру роты; вероятно, один из командиров рот передаст вас Динклаге». — «Смешно, — заметил Шефольд. — Было бы гораздо проще сразу пойти к нему». Хайншток промолчал. Но этот солдат обращался с ним так, что Шефольд решил не ждать, пока доберется до какой-либо более высокой ступени военной иерархии; этого нельзя больше терпеть ни секунды, необходимо немедленно изменить ситуацию, пустив в ход козырь, который заставит этого человека вести себя прилично.
К тому же он употребил слово
То, что он все еще держал карабин направленным на Шефольда, перестало что-либо означать; теперь он был просто обслуживающий персонал, обязанный обращаться к этому господину на «вы». Он сделал слабую попытку исправить положение.
— Почему же вы сразу не сказали? — спросил он.
— Позвольте напомнить ваше требование, чтобы я заткнул глотку, — сказал Шефольд. И тут же почувствовал, что разговаривать с этим человеком в таком ироническом тоне неправильно.
Если то, что утверждает этот тип, — правда, если он его не дурачит, то было бы грубейшей ошибкой прикончить его. Допрос по этому делу вел бы сам командир, и, как бы он ни оправдывался, его положение в связи с рапортом Борека не улучшилось бы.
— Вы можете доказать, что вызваны к командиру? — спросил Райдель, делая последнюю попытку показать свою строптивость.
— Я не вызван к нему, — сказал Шефольд. — Нам надо посовещаться.
Он вытащил свой бумажник и, достав письмо Института Штеделя, протянул Райделю. Про себя он молил бога, чтобы солдат не потребовал у него сам бумажник. Он представил себе, что сказал бы Хайншток — скорее всего, он бы ничего не сказал, а только внимательно посмотрел бы на него, прищурив глаза, — если бы знал, что в бумажнике Шефольда лежит несколько долларов и бельгийских франков; это было безумие — не вынуть их перед тем, как отправиться сюда; он вообразил, как присвистнет сквозь зубы этот парень, если их обнаружит.
Во время прогулок по немецкой территории Шефольда ни разу не проверяла военная полиция. «Вам невероятно везет», — сказал ему как-то Хайншток. Каменоломня Хайнштока служила ему ориентиром. Когда он видел ее, белеющую среди темных сосновых стволов, он знал, что теперь может выйти из лесной долины, потому что немецкие линии уже далеко позади. Тогда он со спокойной душой поднимался на дорогу, уложенную из песка и щебня, заходил к Хайнштоку, потом по тропинке отправлялся в Айгельшайд, обходил все здешние места. И Хайншток, и скототорговец Хаммес иногда подвозили его в своих автомобилях, последний, впрочем, не подозревая, с кем он, собственно, имеет дело.
Если бы его стали обыскивать, он предъявил бы свое старое, но вполне безупречное удостоверение, а также то самое письмо Института Штеделя, которое сейчас читал Райдель. Институт уполномочивал его произвести регистрацию произведений искусства в округе Прюм и, по договоренности с местными военными комендатурами и гражданскими органами управления, обеспечить их безопасность. Только очень опытный глаз заметил бы, что в этом письме, вместо характерных для немецкого языка двух маленьких вертикальных штришков над гласными, обозначающих «умлаут», была использована буква «е», что оно, таким образом, было напечатано на машинке, в алфавите которой не было «умлаута». Даже Хайншток не обратил на это внимания; прочитав письмо, он заметил: «А вы предусмотрительны, господин доктор».