Избранное
Шрифт:
— Аллах наставил меня! Певучим голосом она произнесла:
— Ты нам доказал, что мудрость надежнее силы.
«А твоя благосклонность дороже мудрости!» — подумал Касем, а вслух сказал:
— Да хранит тебя Аллах!
— Ловко ты управился с жителями улицы, словно с овцами, — пошутила Камар.
— Да сопутствует тебе удача, — пожелала она ему на прощание.
Касем ушел, унося счастье в душе. У каждого дома стадо его пополнялось то овцой, то козой. Люди приветливо здоровались с ним. Даже
Шагая вслед за стадом, Касем обогнул стену Большого дома и вышел в пустыню. Солнце, поднявшееся над горой Мукаттам, встретило его ярким светом.
Утренний ветерок уже нес в себе его горячее дыхание.
У подножия горы он заметил несколько пастухов. Какой–то мужчина в рваной одежде шел, наигрывая на свирели, а в ясном небе парили коршуны. Воздух был чист и благоуханен. Огромная гора, одиноко стоявшая в пустыне, казалась в этот час обителью прекрасных надежд. Окинув пустыню взглядом из края в край, Касем ощутил радость от увиденного и, переполненный счастьем, запел:
О красота! О прелесть! О счастье!
Имя твое начертано в моем сердце.
Он переводил глаза со скалы Кадри и Хинд на место, где погибли Хумам и Рифаа, потом на место, где произошла встреча Габалауи с Габалем. Все соединилось здесь — солнце, гора, песок, слава, любовь, смерть. И в его сердце взошла любовь. Но что все это значит? Что было в прошлом и что последует в будущем? Юноша размышлял об улице с ее враждующими кварталами и соперничающими футуввами, с ее преданиями, которые рассказываются в каждой кофейне на свой лад.
Перед полуднем Касем погнал свою отару к рынку Мукаттам, где навестил, как обычно, муаллима Яхью. Старик спросил его:
— Говорят, ты что–то совершил вчера на нашей улице? Стараясь скрыть смущение, Касем отхлебнул глоток чая, а Яхья продолжал:
— Лучше бы ты позволил им подраться, чтобы они перебили друг друга.
Касем, не поднимая глаз, тихо сказал:
— Ты так не думаешь на самом деле?
— Не позволяй людям хвалить себя, не то вызовешь гнев футувв!
— Чем я могу их разгневать?
— А кто мог подумать, что Рифаа будет так вероломно предан? — вздыхая, проговорил старик.
— Разве можно сравнивать великого Рифаа со мной? — удивился Касем.
Когда юноша собрался уходить, муаллим напутствовал его:
— Всегда храни подаренный мной амулет. Вечером, сидя в тени скалы Хинд, Касем услышал голос Сакины, звавшей свою овцу. Он вскочил, обогнул скалу и увидел служанку: она стояла возле овцы, гладя ее шерсть. Поздоровавшись, Сакина сказала:
— Я иду по делу в Даррасу и решила сократить путь, пройдя здесь.
— Но сегодня в пустыне очень жарко!
— Поэтому я и хочу немного отдохнуть в тени скалы, —
Они сели рядышком там, где лежал посох Касема, и Сакина продолжила разговор:
— Вчера, когда ты спас честь улицы, я поняла, что твоя мать молилась за тебя перед смертью.
— А ты не хочешь помолиться за меня? — улыбнулся Касем.
Сакина лукаво подмигнула.
— За таких, как ты, молятся благородные женщины.
— Кому нужен пастух?!
— Пути Господни неисповедимы! А ты сейчас сравнялся с футуввами, не пролив ни капли крови.
— Клянусь, твоя речь слаще меда!
Подняв на юношу свои выцветшие глаза, женщина спросила:
— Хочешь, я укажу тебе путь?
— Да! — взволнованно проговорил Касем.
— Попытай счастья, посватайся к нашей госпоже! Касем не поверил своим ушам.
— О ком ты говоришь, Сакина?
— Не притворяйся, что не знаешь! В нашем квартале только одна госпожа.
— Госпожа Камар?!
— А кто же еще?
Дрожащим голосом Касем проговорил:
— Ее муж был знатным человеком, а я всего лишь пастух.
— Но если судьба улыбнется, ее улыбка осветит все вокруг.
— А ее не разгневает мое сватовство?
Поднимаясь с места, Сакина наставительно проговорила:
— Никто не знает, что обрадует женщину, а что рассердит. Положись на Аллаха! Ну, будь здоров!
Касем поднял голову к небу и зажмурил глаза, как в сладком сне.
68.
Сидя после ужина вокруг еще не убранной таблийи, дядюшка Закария, его жена и сын Хасан в замешательстве смотрели на Касема. Качая головой, Закария говорил:
— Ты плетешь какую–то несусветицу. Я всегда считал тебя человеком умным и достойным, несмотря на бедность. Неужели у тебя помутился рассудок?
Жена Закарии во все глаза разглядывала юношу, любопытствуя узнать, что же произошло.
— Со мной разговаривала ее служанка, и разговор этот подал мне надежду, — объяснил Касем.
— Служанка?! — вырвалось у тетки, которая глазами умоляла Касема продолжать.
Дядюшка растерянно усмехнулся и недоверчиво заметил:
— Быть может, ты ее не так понял?
Касем ровным голосом, скрывавшим волнение, ответил:
— Я понял правильно, дядя! Тут тетка не выдержала:
— Так оно и есть! Если служанка сказала, значит, и госпожа говорила.
— Наш Касем — всем мужчинам мужчина! воскликнул Хасан, гордясь любимым братом.
А Закария, качая головой, бормотал себе под нос: «Вот тебе и «Горячий батат!»
— Но у тебя нет ни миллима! — обратился он к Касему.
— Но он пасет ее овцу, возразила жена, так что ей должно быть об этом известно. — И засмеявшись, добавила: — Дай слово, Касем, что в погоне за счастьем ты не принесешь в жертву овец.