Избранное
Шрифт:
И тогда мудрый товарищ Ушаков встал, небрежно держа на ладони толстую пачку листов.
— Товарищи! Тут вот у меня резолюции… О задачах парторганизации, о конфискации имущества у баев-полуфеодалов, ну, там и о работе окружкома… Я думаю, народ устал, вопрос ясный, так что разрешите не оглашать? А?
Конференция встрепенулась. Измолоченные делегаты хмуро переживали внутреннюю борьбу.
— Надо бы все-таки, того… прочесть. Неудобно как-то — не читая.
Ушаков игриво сощурил глаза.
— Собственно говоря, читать
— Может, прочтем, товарищ Ушаков? Уж все равно, столько сидели — посидим еще…
— Если хотите, прочту, пожалуйста, мне что… Только уж не пеняйте, они у нас во какие!
Окружной секретарь угрожающе взмахнул стопой густо замаранной бумаги. По рядам прошла опасливая дрожь.
— Ладно, чего там; пожалуй, не стоит, Ушаков, читать.
Руководитель торопливо спрятал бумаги в портфель.
— Дело ваше, уговаривать больше не буду, не хотите читать, и не надо. Считаем резолюции в основе принятыми.
— А как же с поправками быть? С дополнениями?!
— Это, пожалуйста, вносите.
— Как же вносить, если мы резолюций не слышали? Товарищ Ушаков!
На это председатель окружной конференции, уже сходя с трибуны, иронически улыбнулся.
— В газете резолюции прочтете, тогда и присылайте поправки — по почте. У нас ведь демократия!
В зале испуганно захихикали.
По справедливости вовсе не следует обращать все громы и молнии и скорпионы на голову одного сыр-дарьинского окружного секретаря.
По Сеньке и шапка, по Сенькиной матери и кафтан. Попробовал бы Ушаков устраивать свои фокусы в другой организации. Наломали бы бока.
А в сыр-дарьинской — прошло.
Почему?
Казахский краевой комитет, прослышав о том, что у нас показано выше, созвал новую, чрезвычайную партийную конференцию, заставив тех же делегатов, в том же составе, но по-настоящему, без халтуры, обсудить свои дела.
И тогда выяснились веселые дела.
Тогда рассказано было, что в некоторых районах введены любопытные дополнения к нашему партийному уставу. В партию принимаются только сыновья баев, торговцев, да и то не моложе тридцати лет.
В других районах бай (полупомещик) приглашает к себе закусить весь партийный актив, и актив является и смирненько ест из баевых рук.
В третьем месте совет при обсуждении всех дел вызывает баев и муллу для консультации. Вместо Госплана — Магомет-план!
В четвертом месте совет предлагает мулле совершить молебствие по случаю открытия партийного собрания…
А в общем, выяснилось, что в райкомах, в советских органах, в ячейках Сыр-Дарьинского округа густо сидят просто жулики, настоящие мошенники, подлинные воры, прямые разбойники и что с этим добром партия должна пойти на перевыборы советов.
Партия готовится к чистке. Подход к ней — осторожный, спокойный, без излишней торопливости.
Самая
1929
Те, кто угощает
Я близко знаю одного поистине счастливого, с антиалкогольной точки зрения, человека.
Человек этот не таит в себе громокипящего гнева против пьяниц. Он не считает пьющих людей исчадием ада. Он не уходит демонстративно из-за стола, если увидит на нем бутылки вина и графинчики водки. Он не покрывает своим негодующим рыком подымаемые в его присутствии тосты. Он сам, может быть, не прочь выпить в хорошей компании с хорошими людьми. Но…
Но он не пьет.
Вы думаете, врачи?
Нет, врачи не запрещали моему человеку потребление алкоголя. По той простой причине, что он к врачам не ходит. Человек мой вполне здоров.
Человек не может пить. Ему противно.
Какое-то особое устройство вкусовых центров. Какое-то механическое сопротивление организма. Идиосинкразия — называют врачи это явление.
От капли алкоголя мутит — даже когда она не в желудке, а на языке. Не то что противно выпить рюмку водки — неприятно даже съесть шоколадную конфету с ромом. Спиртовой привкус убивает удовольствие даже от легких виноградных вин — тех, что кажутся такими приятными и безобидными на вид.
Человек садится вместе с друзьями за накрытый стол. Он оживлен, у него хороший аппетит. Ему предлагают выпить — отказывается. Еще раз предлагают — еще отказывается.
Пьют без него. Веселеют. Человек веселеет вместе с компанией, хотя не пил. Его только всегда удивляет: как они могут все это пить? Неужели не противно? Ведь это все равно что касторка!
Бутылки с разноцветными этикетками, и в них касторка. Графинчик, и в нем касторка. Еще — большая чаша, и в ней в касторке плавают куски льда, ломтики апельсина. Касторка со льдом и фруктами — это крюшон. Такая вкусная вещь — ломтики апельсина; но в касторке — это противно. Если очень хочется апельсина, — человек вылавливает из чаши ломтик плода, дает ему обсохнуть и съедает.
Человека, которому противно пить, можно поистине считать счастливым. Но это имеет и кое-какие обратные стороны. Главное — это пререкание с окружающими.
— Да выпейте немножко, будет вам ломаться!
— Уверяю вас, не могу. Рад бы, честное слово. Но не могу.
— Врач запретил? Да бросьте вы, батенька! Вот тоже врач сидит — он вам разрешает. Сам, видите, как хлещет.
Врач, запихивая в рот кильку с хлебом, беззвучно кивает и глазами одобряет. Перед ним самим ассортимент всяких рюмок.