Избранные произведения в 2 томах. Том 1
Шрифт:
— Нет, — сказал Костя. — Там его сестра. Она сберегла музей. Она одна сможет вернуть его к жизни. Во всяком случае, лучше других. Надо отремонтировать сегодня хотя бы одну комнату, то есть просто-напросто вставить стекла в рамы.
— Перестаньте курить, — крикнула машинистка, — или я задохнусь!
— У вас есть стекло? — спросил Зубков Костю и развел маленькими руками.
Кто-то посоветовал:
— Заставьте окна какой-нибудь там фанеркой, и хватит морочить голову пустяками, честное слово. Как дети!
Костю начали вежливо теснить от стола.
— Я от генерала Горбачева, товарищ Зубков. Генерал просил…
Имя генерала, командовавшего ударной дивизией, хорошо знали по всему берегу. Знали его и партизаны. Зубков упрямо нагнул голову, помолчал и усмехнулся:
— При чем тут генерал? За город пока что отвечаю я… А я и сам понимаю… Подожди, пожалуйста… Это я тебе говорю, — повернулся он к толстолицему человеку, который дергал его за рукав.
Вошел смуглый юноша с забинтованной головой. На бинты была напялена фуражка с красной ленточкой. Он робко улыбнулся машинистке и положил стопку бумаг.
— Надо бы усилить охрану в порту, — сказал он Зубкову. — Там стреляли.
— Не будут стрелять, — хмуро ответил Зубков. — Сейчас я еду в порт. — И тоже надел фуражку с тонкой красной полоской наискось околыша. — Пошли, лейтенант… Пошли! Что-нибудь придумаем.
Они пробились сквозь зашумевший народ и стали спускаться по лестнице ниже и ниже. Тут Костя увидел, что за спиной Зубкова, на том же ремне, болтается цилиндрический, как ручная граната, карманный фонарик.
— А замазка у тебя есть? — спросил Зубков.
— Откуда? — рассердился Костя.
— Вот видишь! — сказал тот с нескрываемой досадой. — Черт его знает, что ты затеял! Загорелось!
Они спустились на сырую и темную подвальную площадку. Комендант отцепил от ремня фонарь, и круглое пятно света ударило в железную дверь, возле которой стоял долговязый часовой с автоматом. Он смотрел на коменданта сверху вниз. Комендант переложил фонарь в левую руку, правой вытащил парабеллум и велел тихим голосом:
— Открывай, Вова.
— Кто там? — успел спросить Костя, кивнув на дверь, пока часовой открывал.
— Сволочь разная, — отозвался комендант, — из горуправы. Хвосты фашистские, гады несчастные… — И толкнул дверь ногой.
Под давящими, низкими сводами подвала скопилась полутьма. В глубине ее послышались шепот и кашель. Из-за этого еле слышного шепота и темноты глубина казалась далекой.
Комендант уверенно пошел вперед, перепрыгнув через лужу воды у двери.
— Гады, — повторил он. — Здесь они держали наших месяцами.
Костя, не разобравшись, пошел по воде, и она заплескалась под ногами.
Круг света от фонаря коменданта выхватил несколько застывших у стены фигур. Кто стоял, кто сидел на каких-то ящиках. Люди эти сразу вызвали у Кости чувство острого негодования и брезгливости. Кто они? Зачем они были на свете? Какой ценой ответят они за свое предательство?
Комендант, держа в одной руке фонарь, в другой парабеллум, остановился шагах в пяти от этих людей и сказал угрожающе:
— Кто занимался
Никто там, в отдалении, не пошевелился, чтобы выйти навстречу коменданту, наоборот, даже, кажется, сбились плотнее.
— Я вам говорю, гады, выходи живо! Ну, да… Вы ничего не ремонтировали, только жгли, выдавали, вешали своими руками! Выходи, что ли! — крикнул он.
Люди молча прятались друг за друга. Комендантский фонарь и парабеллум перебегали с лица на лицо. Костя видел одни вспыхивающие глаза. Странные и страшные, чужие. Как глаза говорящих на другом языке.
— Повторяю, — начал комендант еще резче и непримиримей. — Нам нужны стекло, замазка, гвозди, штукатурка. Кто знает, где все это взять?
— Я, я, я! — закричала какая-то тень у стены, выкатилась вперед и стала согнутой человеческой фигурой, но чья-то рука тотчас же отшвырнула ее назад, и под лучом оказался рослый и — странно — молодой парень.
— Возьмите меня, — сказал он, комкая шапку, — я всех частников знаю. У них достанем…
— Полицаем служил? — спросил комендант, не спуская луча с его мягкого женоподобного лица. — Поблажки не будет.
Тогда еще один мужчина вышел вперед и заслонил парня. Он тоже был без шапки, весь какой-то узкий, в узком пальто с поднятым воротником, с узким лицом, удлиненной бородкой.
— Простите, без меня, без меня ничего не выйдет… Я смогу, я смогу показать, все показать… Я техник, техник…
— Шагайте, — приказал ему комендант и пропустил вперед.
Во дворе комендант показал Косте древнюю и милую кривобокую полуторку, с черными газогенераторными баллонами по бокам кабины.
— Не пугайся, она ходит на бензине. Ездить умеешь? Ну, бери, если заведешь. Другой нет. — И махнул парабеллумом в сторону тщедушного техника. — Его привезешь назад. Я сейчас пришлю тебе конвойного.
Техник был не такой уж тщедушный, но весь сжимался. Сидя в кабине полуторки, он вжимал в себя руки, подбирал ноги, втягивал голову, точно боялся занять лишнее место.
Однако Костя видел, как он покосился на воробьев, звенящих в ветках пушистой сливы, пожмурился от солнца. Ему очень хотелось жить.
Наконец, полуторка завелась.
— Может быть, все же будет, будет снисхождение? — спросил техник.
— Может быть, — Костя пожал плечами.
Этот дом был первым во всем городе домом, который взяли в ремонтные леса. Два дня здесь убирали мусор, штукатурили стены, стеклили окна и чинили пробитые осколками двери. Стекла, замазки, досок и гвоздей нашлось немного в одном санатории, где их припрятал для своих нужд главный врач, еще немного у разных людей, так и собрались материалы для первого ремонта этого дома, хотя в те дни в старом курортном городе легче было найти снаряды, чем замазку. А работали умельцы из того же санатория и партизаны, положив оружие на те самые скамейки, где сиживали знаменитые люди. С удовольствием стучали недавние лесные бойцы молотками и резали звонким алмазом хрустящее стекло.