Избранные произведения в трех томах. Том 1
Шрифт:
— Поедем вместе, — сказал Громов.
Они приехали в Воскресенское, осмотрели поля. Пшеница стояла густая, рослая. Проплешины от ям действительно вызывали досаду — сколько из–за них зерна пропало. Но они же были убедительными следами отчаянной борьбы с водой, доказательством того, что воскресенцы не созерцали пассивно буйство стихий, а противопоставили стихии свою волю.
— Ты был прав, Петр Дементьевич. — Карабанов пожал руку Лаврентьеву. — Считай, что выговора за тобой никакого нет. Исполком, конечно, исправит свою ошибку. Продолжай действовать, так же, с полной ответственностью, как действовал на батарее. Разница только в том, что на батарее ты был командиром, в колхозе же командир —
Пользуясь случаем, что в колхозе одновременно оказались и секретарь райкома и председатель райисполкома, Антон Иванович пригласил их к себе, рассказал о плане переноса села из затопляемой низины, о миллионном доходе, за который бьются воскресенцы, о всяческих общих замыслах и думах.
— Это здрово! — Глаза у Карабанова загорелись. — Интересный план! Слышишь, Сергей Сергеевич? — Он возбужденно обернулся к Громову. — Что они задумали! Здорово! — И затем снова к Антону Ивановичу: — Выдюжите ли миллион?
— Не выдюжат миллиона, все равно отступать от задуманного нельзя, — горячо заговорил и Громов. Его тоже поразил замысел воскресенцев. — Будем помогать, Никита Андреевич. Такое дело!
— Помочь никогда не поздно, пусть на себя рассчитывают, на свои силенки. — Карабанов засмеялся. — Им, я знаю этих хитрецов, именно своими силенками лестно справиться. Не так ли, Антон Иванович?
— Вроде бы и так. Но и от помощи отказываться резону нет.
Карабанов задумался. Веселая улыбка сошла с его лица. Он грыз пшеничные зерна, вылущенные из колосьев, и по очереди посматривал на руководителей воскресенского колхоза.
— Вот что, товарищи, — заговорил после долгого молчания. — Планами своими вы меня здорово поразили, скрывать не стану. Но, поразмыслив, я хочу вас предупредить об одном: не увлекайтесь. Может быть, многим из вас кажется, что, построив образцовый поселок, вы сразу через десять ступеней шагнете к коммунизму. Это не совсем так. Далеко не так. Не через быт мы придем к коммунизму, нет, товарищи. Вспомните, чему нас учит партия. Она учит тому, что наше поступательное движение вперед в конечном счете решается производительностью труда, что для коммунистического общества характерно изобилие материальных благ — товаров, продуктов. Очень хорошо, что вы боретесь за высокий доход. Продолжайте эту борьбу. Добивайтесь отличных урожаев на своих полях, отличных удоев на животноводческих фермах, отличного сбора меда на пасеке. Механизируйте полевые работы. Вот наша дорога к коммунизму. А быт? Он никуда от нас не денется, если мы успешно решим главную задачу.
— Так что же, селу в болоте по–прежнему гнить? — спросил Антон Иванович запальчиво.
— Село? Зачем ему гнить? — ответил Карабанов. — Потихоньку дома перетаскивайте. Но только так, чтобы не мешать полевым работам. Выделите бригаду плотников — и действуйте. Кто же против! Я только говорю, не надо увлекаться. Сила колхоза не в новых домах, а в крепком хозяйстве. От крепкого хозяйства пойдет все. Разве не так?
— Правильно, Никита Андреевич! — сказала Дарья Васильевна. — Тоже хожу — чувствую, что–то мы лишку расшумелись вокруг Антонова плана. А и сама не соображу, откуда мои сомнения. Правильно, Антоша, — она обернулась к Антону Ивановичу. — Главное — хозяйство поднять да развернуть во всю силу. А тогда, может, мы и дворцов понастроим. Все в наших руках.
Антон Иванович зло махнул рукой и ушел раздосадованный.
Лаврентьев в разговоре не участвовал. Он слушал Карабанова, Дарью Васильевну, возражения Антона Ивановича и размышлял о том, что Карабанов, безусловно, прав, что для Воскресенского куда важнее решить прежде проблему борьбы с заболачиваемостью почв, чем строить новый
— Карабанов отозвал его в сторонку и сказал:
— А как насчет заболачиваемости, Петр Дементьевич? Что придумал за это время?
— Мне кажется, Никита Андреевич, вся загадка воскресенских полей скрыта в разности уровней Кудесны и Лопати, — ответил Лаврентьев. — И не гончарными трубами надо решать эту загадку.
— Я того же мнения. В связи с чем хочу вызвать специалистов из области, пусть обследуют обе реки.
— Очень хорошо.
С той поры Карабанов приезжал в Воскресенское часто.
Молодые полеводки дрожали над каждым зерном. Директор МТС с трудом уговорил их убирать пшеницу машиной. Втайне от Анохина они упорно и долго отказывались от услуг машинно–тракторной станции. «Серпами будем жать, только серпами». Сложив руки на животе, стоял перед ними усатый директор: «Милые мои доченьки, да как вы одолеете серпами! Двадцать же гектаров». — «Спать не будем, есть не будем!..» — «Ну и умрете. Пшеница будет, а красоток наших, увы, нет. Да вы мне, ласточки, дороже всего, во всесоюзном масштабе, пшеничного урожая. Не отдам вас на погибель, и не ждите». Он прислал в Воскресенское новейшего выпуска широкозахватную тракторную жнейку, механик продемонстрировал ее девчатам, яркую — в синих, красных и желтых красках, показал зерноуловитель, регулятор высоты резания. Девчата повздыхали и согласились на жнейку, потребовали только, чтобы тракториста директор прислал Лешу Брускова, он самый аккуратный, не будет без толку колесить по полю.
Настал первый день уборки. Девчата поднялись с полночи, принарядились, нервничали. Их волнение передалось домашним, затем и руководителям колхоза. Волновался, — скрывая, конечно, это, — и Лаврентьев. Одно дело — предварительное определение урожая на корню, другое дело — количество суслонов на гектаре. В поле, кроме девчат, вышла добрая половина колхозников. Девчата от такого парада разнервничались еще больше. Леша Брусков завел с вечера пригнанный на участок трактор, механик еще раз проверил жнейку, трактор загудел, пуская лиловый дымок, тронулся, жнейка взмахнула желтыми крыльями, застрекотала и вошла в пшеницу. Пшеница покорно ложилась под ее светлыми, как струи ключевой воды, ножами. Девчата шли за трактором толпой, с граблями, заранее приготовленными свяслами, — всем дела почему–то не хватало, они злились друг на друга, Ася хмуро посматривала на зрителей.
Первая поняла состояние девчат Дарья Васильевна.
— Вот что, народ! Пойдемте–ка по своим делам. Без нас тут управятся. Антон, командуй!
Народ стал расходиться, последним ушел Савельич, и то потому, что от села кто–то зверским голосом звал паромщика.
Девушки остались одни, и тогда сразу же все наладилось. Давно была продумана и обсуждена организация труда на жатве, — помешали вот зеваки. Одни с косами и серпами обкашивали участки, другие вязали тугие снопы, третьи подгребали колосья или сжинали пропущенные машиной узкие гривки стеблей, четвертые таскали снопы и складывали в бабки.
Обедать в этот день не пошли. Матери, младшие сестренки, братишки тащили узелки с чугунками и мисками в поле. Ася не пустила и тракториста с механиком в село: «Загуляете». Кормили их тут же, своими харчами, отдохнуть толком не дали, через полчаса снова погнали к трактору и к жнейке. Механик по сельхозмашинам терпел такую муку безропотно, директор дал ему особый наказ: чтобы на пшеничных участках в Воскресенском — ни–ни, ни одной заминки. Леша Брусков пробовал протестовать!
— Загоняете этак, девки, свалюсь наземь да засну. Или подшипники расплавлю.