Избранные произведения. Том 2
Шрифт:
Одним из тех, чьей дружбой Городецкий особенно дорожил, был композитор А. К. Лядов. В архиве поэта сохранилось много писем Лядова. Теплотой и, глубоким проникновением в удивительно щедрый духовный мир прекрасного русского композитора отмечен написанный Городецким его литературный портрет.
Увы, порой узнаем мы о прошлом по сухим строкам учебников или страницам исследований, в которых авторы оперируют давно известными, ставшими хрестоматийными фактами, более или менее ловко монтируя их друг с другом. И когда доводится услышать живое слово очевидца, оно радует несказанно. Вот почему такой популярностью пользуются в наши дни мемуары и проза, основанные на документе.
Вчитайтесь в написанные в 1922 году воспоминания Городецкого о Блоке. Трагическая и прекрасная фигура одного из искреннейших поэтов России встает с этих страниц. Здесь все интересно: и
В первую мировую войну Городецкий едет на Кавказский фронт в качестве корреспондента газеты «Русское слово». Февральская революция застала его в Персии, где он оказался с отступающими русскими войсками. В Закавказье Городецкий сблизился с представителями армянской и грузинской интеллигенции.
Совершенно особое место в творчестве Городецкого занимают произведения, созданные под впечатлением увиденного и пережитого в Западной Армении. Трагедия народа, изгнанного с родины, потрясла сердце русского поэта. В 1919 году в Тифлисе он издает отдельной книгой цикл стихов «Ангел Армении», пронзительные произведения, исполненные боли и гнева. «Там, в желтой, испеченной солнцем Армении, — писал А. В. Луначарский, — израненной человеческим зверством, возникает серия стихотворений «Ван». Некоторые из них болезненно сжимают сердце…» К стихотворному циклу «Ангел Армении» примыкают статьи и очерки, написанные Городецким о Западной Армении. Это менее всего хроника происходящего, хотя изумительна точность и документальность изображения событий. Городецкий сумел понять и полюбить душу древнего народа, при виде страданий которого сердце поэта обливалось кровью. Он скорбит, наблюдая гибель старинных памятников и поругание древней культуры. «Я понял, что значит народное бедствие. Та минута навсегда сроднила меня с Арменией, и моя служба превратилась в служение», — пишет Городецкий. К циклу очерков об Армении примыкают статьи об Ованесе Туманяне, «лирический портрет» которого создавал Городецкий почти четыре десятилетия. Прекрасный, глубокий образ народного поэта, созданный Городецким, удался автору потому, что он сумел показать его связь с родной землей, народом, культурой. В этот очерк естественно вплетены стихи, дневниковые записи, воспоминания, рассуждения о поэзии — все это создает незабываемый портрет «мудрого и нежного» армянского поэта.
После Октября 1917 года Городецкий еще некоторое время живет на Кавказе. Здесь он занимается литературной работой, редактирует различные журналы, выступает с лекциями и статьями о русской поэзии, музыке, живописи и культуре кавказских народов. В газете «Кавказское слово» Городецкий опубликовал цикл статей на темы культуры и искусства.
Летом 1920 года поэт вернулся в Петроград. Здесь Городецкий несколько раз встречался с Блоком. Городецкий вспоминал: «Опять сидели за столом, как в юности, все, Любовь Дмитриевна и Александра Андреевна. Он больше требовал рассказов, особенно про деревню, откуда я приехал, чем сам рассказывал… Вспомнили все и всех. В нем была жадность понять, увидеть, осязать новое. Но когда я ему говорил о значении «Двенадцати», о том, что эта поэма принята была на Кавказе, мне почувствовалось, что он не все знает об этой вещи, синтезирующей всю его поэзию». Тогда же Блок подарил Городецкому свою поэму «Двенадцать» с надписью, в которой выразились чувства любви и дружбы, связывавшие на протяжении многих лет двух поэтов: «Милому Сергею Городецкому с нежным поцелуем. Ал. Блок. 20 июля 1920 года».
Через несколько дней Блок в качестве председателя Петроградского Союза поэтов открыл вечер С. Городецкого и Л. Рейснер знаменательными словами: «Мы давно их не слыхали и не знаем еще, какие они теперь, но хотим верить, что они не бьются беспомощно на поверхности жизни, где столько пестрого, бестолкового и темного, а что они прислушиваются к самому сердцу жизни, где бьется — пусть трудное, но стихийное, великое и живое, то есть что они связаны с жизнью; а современная русская жизнь есть революционная стихия».
Городецкий активно вошел в литературную жизнь Петрограда. Он создает стихи, выступает со статьями и рецензиями. В статье «Литература и революция», опубликованной в «Известиях» Петроградского Совета рабочих и крестьянских депутатов, Городецкий писал о Блоке: «Радостно видеть, что поэты, честные и простые, опять видятся в литературе и на работе… В общем поэзия постояла за себя. И как венец ее, как первый поэт наших дней, медленно, но верно растет Блок. Его «Двенадцать», написанные в атмосфере саботажа, поистине подвиг».
Городецкий писал много, практически до конца своих дней и о многом.
Внимательно изучая периодику со статьями, очерками, рецензиями и эссе Городецкого, мы убеждаемся не только в его поразительной энергии, но и в высочайшем качественном масштабе его работы. Привлекает глубокая эрудиция и свободное владение всем арсеналом культуры. Рецензии и статьи о современной поэзии, прозе, драматургии соседствуют в наследии Городецкого с серьезными литературоведческими исследованиями.
Творчество Городецкого необычайно разнообразно. Поэзия, оперные либретто (среди них классический «Иван Сусанин» и еще не осуществленное либретто «Сказание о граде Китеже»), пьесы, переводы белорусских, украинских, болгарских, армянских поэтов составляют его богатейшее литературное наследие. Но особое место в нем занимает проза — произведения, которые Сергей Митрофанович Городецкий создавал на протяжении более чем полувека и в которых слышен искренний голос писателя-патриота, всегда страстно, с высокой ответственностью и заинтересованностью откликавшегося на события общественной и культурной жизни.
Впервые — журнал «Литературная Армения», № 3–4, 1971. Во вступлении к публикации литературовед И. Сафразбекян писала: «Городецкий задумал написать роман-эпопею о Западной Армении. По первоначальному замыслу этот роман должен был войти в трилогию «Восточный эпос» («Сады Семирамиды», «Алый смерч» и «Черный город»). Однако обстоятельства сложились так, что Городецкий начал со второй части трилогии. «В 1927 году я закончил роман «Алый смерч», — писал он в Госиздат. — По теме он обнимает эпоху Февральской революции, локально взят в Персии, быт — старая армия в момент ее разложения и нарастание в ней революционных настроений. В настоящее время я работаю над первой частью трилогии «Сады Семирамиды», обнимающей эпоху войны в Турецкой Армении и изображающей гибель этой страны в результате политики империализма, русского и европейского».
Над романом Городецкий работал начиная с 1924 года и закончил только первую часть его.
В настоящем издании текст печатается по журналу «Литературная Армения», № 3–4, 1971.
Впервые — журнал «Орион», Тифлис, № 1–3, 1919.
Отдельно был издан дважды: в № 6 «Роман-газеты», 1927 с рисунками Н. Кравченко и в издательстве «Земля и фабрика». М. — Л., 1929.
Роман и образ его главного героя, доктора Ивана Петровича Ослабова, вызвали живую дискуссию в критике. Так, Арк. Глаголев, например, писал в «Новом мире» (№ 2, 1930): «Центральный образ, определяющий собой социально-художественную сущность и стиль «Алого смерча», врач Ослабов — мелкобуржуазный интеллигент, типичный представитель середняцкого интеллигентного городского мещанства, хотя и несомненно лучшей его части. Ослабов совершенно ошарашен и сбит с толку империалистической бойней, он судорожно мечется от «патриотизма» к «пацифизму». Он тонко ощущает всю мерзость «героев» тыла, он хорошо осознает всю возмутительную преступность бессмысленного истребления «пушечного мяса», он искренне и глубоко ненавидит организаторов этой бойни…».
Более резко, с позиций воинствующего социологизма, подошел к анализу характера доктора Ослабова критик журнала «Октябрь». Он писал: «Каждый герой имеет право на существование. Ослабовы тысячами проходили мимо нас. Они жили и переживали, мыслили и говорили, и их бытие находило и находит свое отражение в искусстве, в частности — в художественной литературе. Было бы нелепо ставить в упрек Сергею Городецкому то, что он взял героем эту не вполне доброкачественную, но все же вполне реальную разновидность интеллигента. Но если мы видим, что автор все время старается подкрасить своего героя, если он все время тащит его за уши, чтобы прибавить ему, в ущерб естественности, хоть вершок росту, если автор все имеющиеся на своей палитре розовые краски тратит на этого убогого героя, — это требует суровой и строгой оценки».