Избранные произведения
Шрифт:
Когда он объявил непосредственным своим подчиненным, чтобы всё шло «честно и благородно», то подчиненные, хотя и безмолвно поклонились, но на лицах у многих появилась загадочная усмешка… Однако они с благоговейным вниманием выслушали следующее воззвание к чувствам:
— Закон, милостивые государи, прежде всего. Я прошу, я желаю, я требую, чтобы вы, господа, действовали в пределах закона и принимали меры только допущенные законом. Закон, разумеется, не может предвидеть всех случаев, да и я не в силах войти во все мелочи, и потому предоставляю благоразумию и добросовестности каждого точное исполнение закона… Нам, представителям порядка, не приходится дискредитировать его… Поняли, господа?
«Господа», разумеется, все поняли, но между ними, к общему изумлению, нашелся и такой, который не совсем понял и робко заметил:
— Очень трудно, ваше превосходительство!
Администратор нахмурился.
— То есть, что вы хотите этим сказать? — проговорил он.
Старый исправник (это был он, как говорят в романах), переменивший на своем веку много губернаторов и глядевший на жизнь с философией заматерелого служаки, спокойно взирающего на правых и виноватых, если только есть предписание, — в ответ на вопрос губернатора снова повторил:
— Очень затруднительно, ваше превосходительство!.. Если точно исполнить закон, могут быть упущения по службе.
— Каким образом? — спросил его превосходительство, усмехнувшись.
— Во многих отношениях… Например, взыскание недоимок или, например…
— В таком случае докладывайте мне, но сами закона не нарушайте! — перебил губернатор и, несколько смущенный, остался наедине со своей совестью.
Совесть говорила ему, что без податей государство существовать не может, та же совесть подсказывала ему, что как будто бы подати чрезмерны, и та же совесть подсказала ему, что, во всяком случае, они должны быть взысканы, иначе совесть начальства будет возмущена.
А заматерелый исправник в то же время, возвратившись домой, весело передразнивал своим домочадцам нового губернатора:
— Закон… закон! — твердил он. — Ужо погоди, как из министерства нагоняй будет!
Однако, новые веяния не замедлили обнаружиться. Заметив, случайно, как полицеймейстер решал какое-то недоразумение с обывателем, так называемым «русским» упрощенным способом, его превосходительство на первый раз сделал внушение, но предупредил, что если еще раз заметит нарушение закона, то, как ни жаль, а придется «по всей строгости законов»…
— Я, ваше превосходительство, ей-богу, только слегка. Если бы вы изволили знать, как с ними трудно!
— Знаю, но наше дело — преодолевать трудности!
— Но отныне, помня приказание вашего превосходительства, я даже мысленно не позволю себе кого-нибудь ударить. Избави бог!
— Уж я прошу вас.
Полицеймейстер ушел не вполне просветленный, но всё-таки значительно успокоенный. И вот чувствует он, проезжая по глухой улице, где красовался беспорядок в виде кучи мусора, как чешется его рука и сколь необходимо дать ей волю. Но в ушах его еще звучат недавние слова — и бедный исполнитель чувствует тоску сомнения в сердце. Как тут быть?.. С одной стороны — «закон», с другой — «беспорядок»…
— Эй вы, любезнейший! — обращается он к мещанину, давно нарушавшему правила чистоты по своей крайней бедности. — Что же это вы с мусором?
— С каким мусором, ваше высокоблагородие?
— Да с этой горочкой… Ведь я вас просил давно…
Соседи стоят, разинув рты. Такой дипломатический язык был для них неожиданной новостью — и, натурально, «улица» пришла тотчас же в изумление.
— Ужо очищу!
— Пожалуйста, любезнейший, не заставьте вас просить.
С этими ласковыми словами добрый начальник, к вящему изумлению публики, берет мещанина за рукав и, словно бы собираясь беседовать с ним о предметах политики, ведет его в проулок и там, находясь только в обществе нескольких свиней и теленка, неожиданно отступает два шага назад и делает то движение наотмашь, которого больше всего опасаются русские обыватели, дорожащие переносицей.
— Чтобы к вечеру… скотина! У меня смотри!
— Беспременно… помилуйте!..
В тот же вечер предусмотрительный исполнитель собрал своих подчиненных и сказал им:
— Если вы будете драться — выгоню вон. Слышали?
— Слушаем, ваше высокоблагородие!
— Чтобы никого!
— Никак нет, ваше высокоблагородие!
— Подождите… Я говорю, чтобы не слыхал!..
— Слушаем, ваше высокоблагородие…
— Как же вы будете наблюдать за порядком?..
— Честью, ваше высокоблагородие… Добрым словом…
— А если доброго слова будет мало?..
— Тогда…
И штат блюстителей порядка умолк, опустив глаза на манер первых любовников Александринского театра во время любовных признаний…
Они друг друга поняли, и совесть каждого подсказала, что делать. Доброжелательный администратор не успевал писать циркуляры и делать увещания… Уже со многими было поступлено по всей строгости законов и, казалось, умиротворение губернии достигло своего возможного зенита, как вдруг в один прекрасный день он получает напоминание о скорейшем взыскании недоимок и о принятии законных мер…
Исправник уже тут, тот самый исправник, который сомневался в законе…
— Отчего не взыскано?..
— Народ бедный, ваше превосходительство!..
— Оно, конечно… но всё-таки вы уж как-нибудь…
— Слушаюсь! — весело подхватывает почтенный старик…
— Только вы смотрите, не нарушайте закона…
— Помилуйте, ваше превосходительство!..
И вслед за тем поскакал в уезд. Что было в уезде, какие сцены происходили в деревнях, об этом едва ли нужно говорить читателю, всё это вещи хорошо известные, но, в конце концов, недоимки были собраны, и сияющий старик весело доложил о том его превосходительству.