Избранные сочинения Том I
Шрифт:
Надо прибавить к их чести, что обращение совершилось не вдруг. Последние двадцать четыре года, от 1849 г. по настоящее время, которые для краткости включили мы в один пятый период, должны быть разделены по настоящему на четыре периода:
Период безнадежного покорения, от 1849 до 1858 г., т. е. до начала регентства в Пруссии.
Период от 1858 до 1866 г., период последней предсмертной борьбы издыхающего либерализма против прусского абсолютизма.
Период от 1866 до 1870 г., капитуляция побежденного либерализма.
Период от 1870 г. до настоящего времени, торжество победоносного рабства.
В пятом периоде внутреннее и внешнее унижение Германии дошло до крайней степени. Внутри молчание рабов: в южной Германии австрийский министр, наследник Меттерниха, командовал безусловно; в северной Мантейфель, унизивший прусскую монархию донельзя на конференции в Ольмюце (1850) в угоду Австрии и к вящему удовольствию прусской придворной, дворянской и военно-бюрократической
Известна история „неблагодарности" князя Шварценберга и Австрии, так глубоко поразившая и оскорбившая Николая. Австрия, по своим интересам на востоке естественный враг России, открыто приняла сторону Англии и Франции против нее, Пруссия же к великому негодованию целой Германии оставалась верна до конца.
Шестой период начинается регенством нынешнего короля императора Вильгельма I. Фридрих окончательно сошел сума и его брат Вильгельм, ненавистный для целой Германии под именем прусского принца, в 1858 г. сделался регентом, а в январе 1861 г., по смерти старшего брата, королем Пруссии. Заме-чательно, у этого короля — фельдфебеля и пресловутого вешателя демократов был также свой медовый месяц народо-угодливого либерализма. Вступая в регенство, он произнес речь, в которой высказал твердое намерение поднять Пруссию, а чрез нее и всю Германию на подобающую высоту, уважая при этом границы, положенные конституционным актом королевской власти [25] и опираясь всегда на народныя стремления, выражаемые парламентом.
25
Это уважение, казалось, должно бы быть ему тем легче, что октроированная, т. е. королевскою милостью дарованная конституция собственно ни в чем не ограничивала королевской власти, исключая одного пункта — права заключать новые займы или декретировать новые налоги без согласия представительства; для взимания налогов, уже раз получивших парламентское согласие, не требовалось новой парламентской вотировки, ибо парламент лишен права их отменять. Это именно нововведение и превратило весь германский конституционнизм и парламентаризм в совершенно пустую игру. В других странах, в Англии, Франции, Бельгии, Италии, Испании, Португалии, Швеции, Дании, Голландии и т. д. парламенты, сохраняя существенное и единственное действительное право отказывать правительству в податях, могут, если захотят, сделать всякое правительство невозможным, вследствии чего получают значительный вес в делах управления. Октроированная коституция, отняв это право у прусского парламента, предоставила ему право отказа в установлении новых налогов и в заключении новых займов. Но мы сейчас увидим как, спустя три года после обещания свято блюсти права парламента, Вильгельм I нашел себя вынужденным нарушить его.
Сообразно такому обещанию, первым делом его управления было распущение министерства Мантейфеля, одного из самых реакционных, когда либо управлявших Пруссиею и бывшим как бы олицетворением ее политического поражения и уничтожения.
Мантейфель стал первым министром в ноябре 1850 г., как будто для того, чтобы подписать все условия ольмюцкой конференции крайне унизительные для Пруссии и окончательно подчинить ее и всю Германию австрийской гегемонии. Такова была воля Николая, таково было страстно дерзкое стремление князя Шварценберга, таковы также были стремления и воля огромнейшего большинства прусского юнкерства или дворянства, не хотевшего и слышать о слиянии Пруссии с Германией и преданного австрийскому и всероссийскому императорам, чуть ли даже не больше, чем своему собственному королю, которому повиновалось по долгу, но не из любви. В продолжении целых восьми лет Мантейфель управлял Пруссией в этом направлении и духе, унижая ее перед Австрией, при всяком удобном случае, и вместе с тем преследуя немилосердно и беспощадно в ней и во всей Германии все, напоминавшее либерализм или народное движение и право.
Это ненавистное министерство было заменено либеральным князя Гогенцоллерн-Сигмаринга, с первого дня заявившего намерение регента восстановить честь и независимость Пруссии в отношении к Вене, а также и утраченное влияние на Германию.
Несколько слов и шагов в этом направлении было достаточно, чтобы привести в восторг всех немцев. Забыты были все недавние обиды, жестокости и преступления; вешатель демократов, регент, а затем король, Вильгельм I, вчера ненавидимый и проклинаемый, превратился вдруг в любимца, героя и единственную надежду. В подтверждение приведем слова известного Якоби, произнесенные им пред кенигсберг-скими избирателями (11 ноября 1858 г.).
„Истинно мужеское, и сообразное с конституцией, обращение принца, при вступление его в регенство, исполнило новою верою и новыми надеждами сердце всех пруссаков и всех немцев. С необычайною живостью все стремятся к избирательным урнам".
В 1861 г. тот же Якоби писал следующее: Когда принц регент, по собственному решению, взял в свои руки управление страною, все ожидали, что Пруссия беспрепятственно пойдет вперед к предположенной цели. Ожидали, что люди, которым было регентом вверено управление страною, прежде всего уничтожать все зло, совершенное правительством в последние десять лет; положат конец чиновничьему произволу, чтобы поднять и оживить общий патриотический дух, свободное самосознание граждан.
„Исполнимы ли эти надежды? Всеобщий голос во всеуслышание отвечает: В эти два года Пруссия не подвинулась ни на шаг и также далека, как и прежде, от исполнения своего исторического назначения".
Почтенный доктор Якоби, последний верующий представитель германского политического демократизма, без сомнения умрет, верный своей программе, расширившийся в последние годы до весьма нешироких пределов программы немецких социальных демократов. Идеал его — образование пангерманского государства путем обще-народной свободы — утопия, нелепость. Мы уже говорили об этом. Огромное большинство немецких патриотов, после 1848 и 1849 годов, пришло к убеждению, что основание пангерманского могущества возможно только путем пушек и штыков и поэтому Германия ждала спасения от воинственно-монархической Пруссии.
В 1858 г. вся национально-либеральная партия, пользуясь первыми симптомами изменения правительственной политики, перешла на ее сторону. Бывшая демократическая партия распалась: огромнейшая часть ее образовала новую партию „партию прогрессистов", остальная продолжала называться демократическою. Первая с самого начала горела желанием соединиться с правительством, но желая сохранить свою честь, умоляла его дать ей приличный предлог для такого перехода, требовала хотя внешнего уважения конституции. Она кокетничала и пикировалась с ним до 1866 г. а затем, побежденная блеском побед против Дании и Австрии, безусловно сдалась правительству. Демократическая партия сделала в 1870 г. то же самое.
Якоби не последовал и никогда не последует общему примеру. Демократические принципы составляют его жизнь. Он ненавидит насилие и не верит, чтобы путем его можно создать могучее Германское государство, поэтому он остался врагом, правда одиноким и бессильным, нынешней прусской политики. Бессилие его, главным образом, происходит от того, что, будучи государственником с ног до головы, он искренно мечтает о свободе и в то же время желает единого пан-германского государства.
Нынешний германский император Вильгельм I не страдает противоречиями, и подобно незабвенному Николаю I, создан как бы из одного куска металла, словом, целый человек, хотя и ограниченный. Он, да нецарствующий граф Шамбор, едва ли ни одни верящие в свое богопомазание, божественное призвание и право. Он верующий король-солдат, подобно Николаю, выше всех принципов ставит принцип легитимизма, т. е. наследственное государственное право. Последнее для его совести и ума было серьезным затруднением для соединения Германии, потому что нужно было столкнуть с престолов множество законных государей; но в государственном кодексе есть другое начало — священное право завоевания — разрешившее вопрос. Государь, верный монархическим обязанностям, ни за что в мире не согласился занять престола, который предлагается ему бунтующим народом и который освобожден им от законного государя; но он сочтет себя в праве завоевать этот народ и престол лишь бы бог благословил его оружие и лишь бы был удобный повод для объявления войны Это начало и основанное на нем право всегда признавалось и признается до сих пор всеми государями.
Вильгельму I необходимо было иметь следовательно министра, способного создавать законные поводы и средства для расширения государства путем войн. Таким человеком был Бисмарк, которого Вильгельм вполне оценил и назначил своим министром в октябре 1862 г.
Князь Бисмарк ныне самый могущественный человек в Европе. Это чистейший тип померанского дворянина с дон-кихотскою преданностью королевскому дому, с обычною военно-сухою наружностью, с дерзким, сухо учтивым, большею частью презрительно-насмешливым обращением с бюргерами политиками-либералами. Он не сердится, что его называют „юнкером", т. е. дворянином, но обыкновенно отвечает противникам: „будьте уверены, мы сумеем поднять честь юнкерства". Как человек чрезвычайно умный, он совершенно свободен как от юнкерских, так и от всяких других предразсудков.