Избранные сочинения в 2 томах. Том 1
Шрифт:
Может быть, проходили часы или только минуты — Васильев плохо представлял себе время… Он смотрел на драгоценные капли, которые уже не стучали, а булькали, с тихими всплесками наполняя стаканчик.
Вот он почти полон. Так хочется поднести его ко рту, хотя бы только смочить губы!.. Но вдруг не удержишься и выпьешь все?.. Васильеву стало даже страшно при этой мысли.
Прижимая к груди стаканчик, инженер медленно поплелся к берегу. Там он осторожно приподнял голову Синицкого и влил ему несколько капель в пересохший рот.
Прошли минуты,
…Долго не мог понять Синицкий, что с ним произошло. Где он? Кто это? Что за человек приподнял ему голову и держит перед ним блестящий стаканчик?..
Все его тело болело, мутилось сознание. Он то закрывал, то открывал глаза, силился что-то рассмотреть вокруг себя…
Словно из тумана, медленно выплывало знакомое лицо капитана подводного дома. «Ну, значит, жив!» обрадовался Синицкий, но все-таки для большей уверенности спросил:
— Это вы, Александр Петрович?
Он сказал это так тихо, что Васильев его не слышал. Но он увидел, что юноша смотрит вполне сознательно и даже пытается улыбнуться.
Инженер облегченно вздохнул:
— Наконец-то! Как вы напугали меня, Синицкий!
К вечеру второго дня своего пребывания на острове Синицкий чувствовал себя уже достаточно хорошо, если не считать неприятного ощущения в желудке: два дня он ничего не ел. Но это все пустяки… Обойдется.
Он попытался выразить свою благодарность Васильеву, но инженер ласково усмехнулся и сказал:
— Синицкий остался в подводном доме тоже не ради любопытства… Так что перестанем считаться… Нам сейчас не до сантиментов.
Влюбленными глазами Синицкий смотрел на инженера. Все получилось наоборот: не он, Синицкий, спас ему жизнь, а Васильев освободил студента из подводного плена. «Ну что ж, не будем считаться, — решил он. — Здесь свет, воздух, твердая земля. Что еще нужно бывшему узнику, который еле-еле вырвался на свободу?»
Синицкому казалось, что в мире уже не осталось ничего страшного. Разве можно сравнить мелкие неприятности пребывания на отрезанной от берега груде камней с тем, что было несколько часов тому назад?.. И, конечно, если он, Синицкий, не растерялся в подводном доме, то здесь… Смешно даже подумать! Он готов сидеть на этой бородавке, вылезшей из-под воды, хоть целую неделю!
«Но-но! Не фанфаронить! — одернул себя Синицкий. — Ненужное торжество».
Он смотрел на хмурое лицо Васильева и думал, что этот человек не может радоваться своему спасению. Но что должен сделать Синицкий? Как ему держаться с ним?
Он чувствовал, что сейчас, как никогда, старшему его товарищу нужна помощь… Как подойти к нему? Как найти верный тон? Нет, не помогут здесь слова утешения.
Студент мучительно ломал голову.
— Надеюсь, что эти приключения навсегда отбили у вас охоту заниматься нефтеразведкой? — неожиданно обратился к нему Васильев.
Синицкий обрадовался:
— Нет, Александр Петрович! Совсем наоборот. Теперь меня от такого дела, как говорится, за уши не оттащишь. — Он бодро встал, прошелся по берегу и насмешливо протянул: — Да-а, всякие бывают приключения! Кстати, мне кажется, что это не остров Робинзона Крузо. Там, насколько я помню, росли пальмы и бананы… А здесь…
— Вы недовольны? — равнодушно спросил Васильев.
— Да как вам сказать… внизу было уютнее, — в тон ему заметил студент, пряча улыбку. — Но, конечно, несколько душно.
— Вот и дышите! Я уже осмотрел эти камни. К сожалению, здесь, кроме воздуха, вы не найдете ничего более существенного.
— Я это и предполагал, — сказал Синицкий, стараясь не показать своего беспокойства. — У нас ничего нет, Александр Петрович?
Васильев отрицательно покачал головой.
— Значит, обойдемся, — с деланной беспечностью сказал студент, заметив тревогу на лице Васильева. — Будем считать, что только в книгах сердобольные романисты обычно дают потерпевшим кораблекрушение ящик сухарей и бочонок воды… Они понимают, что без этого нельзя. Посади Робинзона на такой остров, он на тридцатой странице и помрет.
— Чудак вы, Синицкий! — Васильев улыбнулся. — Не можете без шуток. Да понимаете ли вы наше положение?..
— Мне кажется, что да, — спокойно ответил студент.
— Неизвестно, сколько дней будет висеть этот туман, — продолжал Васильев. — Если не найдут первый шар, то едва ли и нас будут искать.
— Я тоже так думаю.
Мурлыкая себе под нос, студент подошел к цистерне, заглянул в люк, ощупал выходящие из шара контакты и сказал:
— Честное слово, Александр Петрович, я до сих пор не могу придти в себя от изумления. Как это вы здорово придумали — замкнуть рубильник изнутри шара!
Васильев промолчал. Он сидел на песке и задумчиво один за другим бросал камешки в воду. Они низко летели над волнами и с звонким плеском скрывались под водой. Ему нравились эти короткие, четкие всплески, похожие на цоканье лошадиных копыт.
— Александр Петрович, — не унимался Синицкий, — мне кажется, что за половину крохотной булочки — знаете, такие бывают поджаристые, с тонкой корочкой — я бы отдал полжизни…
— Молчите, Синицкий!.. Иначе я вам предложу целую, чтобы вы с жизнью совсем распростились.
— Ну, не буду. Все! — Синицкий умолк.
Гремела галька. Шипели пенящиеся волны.
— Но как подвести понтоны?.. — как будто спрашивая самого себя, прошептал Васильев.
— Вы о чем, Александр Петрович? — спросил озадаченный Синицкий.
— Тысячи тонн нагрузки… Как поднять? — продолжал Васильев.
Юноша решил отвлечь его от печальных мыслей. Он подвинулся к Васильеву и мечтательно заговорил:
— Вы знаете, Александр Петрович, иногда мне кажется, что все-таки остались на земле романтические приключения. Конечно, очень трудно поверить, что в век атомной энергии, радиолокации, ракетных двигателей два человека вдруг оказались на необитаемом острове. — Синицкий вздохнул. — Слово-то какое — «необитаемый»! Я о нем только в детстве слышал…