Избранные сочинения в 9 томах. Том 1 Зверобой; Последний из могикан
Шрифт:
— Хорошо, Чингачгук теперь достаточно понял, но он поймет лучше, если сестра пропоет ему еще раз.
Хетти повторила свои слова, рассказала более подробно, о какой звезде шла речь, и описала то место на берегу, к которому индеец должен был пристать. Затем она пересказала со своей обычной бесхитростной манерой весь свой разговор с индейской девушкой и воспроизвела несколько ее выражений, чем сильно порадовала сердце жениха. Кроме того, она достаточно толково сообщила о том, где расположился неприятельский лагерь и какие передвижения произошли там начиная с самого утра. Уа-та-Уа пробыла с нею на плоту, пока он не отвалил от берега, и теперь, без сомнения, находилась где-то в лесу против «замка». Дела-варка не собиралась возвращаться в лагерь до наступления ночи; она надеялась, что тогда ей удастся ускользнуть от своих подруг и спрятаться на мысу. Видимо, никто не подозревал о том, что Чингачгук находится поблизости,
— Уа-та-Уа сама не знает, подозревают ли они ее и догадываются ли о вашем прибытии, но она надеется, что нет. А теперь, Змей, после того как я рассказала так много о вашей невесте, — продолжала Хетти, бессознательно взяв индейца за руку и играя его пальцами, как дети играют пальцами родителей, — вы должны кое-что обещать мне. Когда женитесь на Уа-та-Уа, вы должны быть ласковы с ней и улыбаться ей так, как улыбаетесь мне. Не надо глядеть на нее так сердито, как некоторые вожди глядят на своих жен. Обещаете вы мне это?
— Всегда буду добрым с Уа! Слишком нежная, сильно скрутишь — она сломается.
— Да, а поэтому надо улыбаться ей. Вы и не знаете, как ценит девушка улыбку любимого человека. Отец едва улыбнулся мне, пока я была с ним, а Гарри громко говорил и смеялся. Но я не думаю, чтобы он улыбнулся хоть разочек. Знаете ли вы разницу между улыбкой и смехом?
— Смех лучше. Слушай Уа: смеется — думаешь, птица поет.
— Я знаю, ее смех очень приятен, но вы должны улыбаться. А еще, Змей, вы не должны заставлять ее таскать тяжести и жать хлеб, как это делают другие индейцы. Обращайтесь с ней, как бледнолицые обращаются со своими женами.
— Уа-та-Уа не бледнолицая; у нее красная кожа, красное сердце, красные чувства. Все красное. Она должна таскать малыша.
— Каждая женщина охотно носит своего ребенка, — сказала Хетти улыбаясь, — и в этом нет никакой беды. Но вы должны любить Уа, быть ласковым и добрым с нею, потому что сама она очень ласкова и добра.
Чингачгук важно кивнул головой в ответ и затем, по-видимому, решил, что тему эту лучше оставить. Прежде чем Хетти успела возобновить свой рассказ, послышался голос Зверобоя, призывавший краснокожего приятеля в соседнюю комнату. Змей поднялся со своего места, услышав этот зов, а Хетти вернулась к сестре.
Г л а в а XIV
Смотрите, что за странный зверь,
Такого не было еще под солнцем!
Как ящерица узкий, рыбья голова!
Язык змеи, внизу тройные когти,
А сзади длинный хвост к нему привешен!
М е р р и к
Выйдя к другу, делавар прежде всего поспешил сбросить с себя костюм цивилизованного человека и снова превратился в индейского воина. На протесты Зверобоя он ответил, что ирокезам уже известно о присутствии в «замке» индейца. Если бы делавар и теперь продолжал свой маскарад, ирокезам это показалось бы более подозрительным, чем его открытое появление в качестве одного из представителей враждебного племени. Узнав, что вождю не удалось проскользнуть в ковчег незамеченным, Зверобой перестал спорить, понимая, что скрываться дальше бесполезно. Впрочем, Чингачгук хотел снова появиться в облике сына лесов не только из одной осторожности: им двигало более нежное чувство. Он только что узнал, что Уа-та-Уа здесь — на берегу озера, как раз против «замка», и вождю было отрадно думать, что любимая девушка может теперь увидеть его. Он расхаживал по платформе в своем легком туземном наряде, словно лесной Аполлон, и сотни сладостных мечтаний теснились в душе влюбленного и смягчали его сердце.
54
Перевод Л. Рубинштейна.
Все это ровно ничего не значило в глазах Зверобоя, думавшего больше о насущных заботах, чем о причудах любви. Он напомнил товарищу, насколько серьезно их положение, и пригласил его на военный совет. Друзья сообщили друг другу все, что им удалось выведать от своих собеседников. Чингачгук услышал
— Это наша главная задача, Змей, да ты и сам это знаешь. В борьбу за спасение замка и дочек старого Хаттера мы вступили случайно. Да, да, я постараюсь помочь маленькой Уа-та-Уа, этой поистине самой доброй и самой красивой девушке вашего племени. Я всегда поощрял твою склонность к ней, вождь; такой древний и знаменитый род, как ваш, не должен угаснуть. Я очень рад, что Хетти встретилась с Уа-та-Уа; если Хетти и не слишком хитра, зато у твоей невесты хитрости и разума хватит на обеих. Да, Змей, — сердечно рассмеялся он, — сложи их вместе, и двух таких умных девушек ты не найдешь во всей колонии Йорк.
— Я отправлюсь в ирокезский лагерь, — серьезно ответил делавар. — Никто не знает Чингачгука, кроме Уа, а переговоры о жизни пленников и об их скальпах должен вести вождь. Дай мне диковинных зверей и позволь сесть в пирогу.
Зверобой опустил голову и начал водить концом удочки по воде, свесив ноги с края платформы и болтая ими, как человек, погруженный в свои мысли. Не отвечая прямо на предложение друга, он, по обыкновению, начал беседовать с самим собой.
— Да, да, — говорил он, — должно быть, это и называют любовью. Мне приходилось слышать, что любовь иногда совсем помрачает разум юноши, и он уже не в состоянии что-либо соображать и рассчитывать. Подумать только, что Змей до такой степени потерял и рассудок, и хитрость, и мудрость! Разумеется, надо поскорее освободить Уа-та-Уа и выдать ее замуж, как только мы вернемся домой, или вождю от этой войны не будет никакой пользы. Да, да, он никогда не станет снова мужчиной, пока это бремя не свалится с его души и он не придет в себя. Змей, ты теперь не способен рассуждать серьезно, и потому я не стану отвечать на твое предложение. Но ты вождь, тебе придется скоро водить целые отряды по военной тропе, поэтому я спрошу тебя: разумно ли показывать врагу свои силы прежде, чем началась битва?
— Уа! — воскликнул индеец.
— Ну да, Уа. Я хорошо понимаю, что все дело в Уа, и только в Уа. Право, Змей, я очень тревожусь и стыжусь за тебя. Никогда я не слышал таких глупых слов из уст вождя, и вдобавок вождя, который уже прославился своей мудростью, хотя он еще молод и неопытен. Нет, ты не получишь пирогу, если только голос дружбы и благоразумия чего-нибудь да стоит.
— Мой бледнолицый друг прав. Облако прошло над головой Чингачгука, глаза его померкли, и слабость прокралась в его ум. У моего брата сильная память па хорошие дела и слабая па дурные. Он забудет.
— Да, это нетрудно. Не будем больше говорить об этом, вождь. Но, если другое такое же облако проплывет над тобой, постарайся отойти в сторону. Облака часто застилают даже небо, но, когда они помрачают наш рассудок, это уже никуда не годится. А теперь садись со мной рядом, и потолкуем немного о том, что нам делать, потому что скоро сюда явится посол для переговоров о мире, или же нам придется вести кровавую войну. Как видишь, эти бродяги умеют ворочать бревнами не хуже самых ловких сплавщиков на реке, и ничего мудреного не будет, если они нагрянут сюда целой ватагой. Я полагаю, что умнее всего будет перенести пожитки старика Тома в ковчег, запереть замок и уплыть в ковчеге. Это подвижная штука, и с распущенным парусом мы можем провести много ночей, не опасаясь, что канадские волки отыщут дорогу в нашу овчарню.
Чингачгук с одобрением выслушал этот план.
Было совершенно очевидно, что, если переговоры закончатся неудачей, ближайшей же ночью начнется штурм. Враги, конечно, понимали, что, захватив «замок», они завладеют всем его богатством, в том числе и вещами, предназначенными для выкупа, и в то же время удержат в своих руках уже достигнутые ими преимущества. Надо было во что бы то ни стало принять необходимые меры; теперь, когда выяснилось, что ирокезов много, нельзя было рассчитывать на успешное отражение ночной атаки. Вряд ли удастся помешать неприятелю захватить пироги и ковчег, а засев в нем, нападающие будут так же хорошо защищены от пуль, как и гарнизон «замка». Зверобой и Чингачгук уже начали подумывать, чтобы затопить ковчег на мелководье и самим отсиживаться в «замке», убрав туда пироги. Но, поразмыслив немного, они решили, что такой способ обороны обречен на неудачу: на берегу легко было собрать бревна и построить плот любых размеров. А ирокезы непременно пустят в ход это средство, понимая, что настойчивость их не может не увенчаться успехом. Итак, по зрелом обсуждении, два юных дебютанта в искусстве лесной войны пришли к выводу, что ковчег является для них единственно надежным убежищем. О своем решении они немедленно сообщили Джудит. У девушки не нашлось серьезных возражений, и все четверо стали готовиться к выполнению своего плана.