Избранные сочинения в шести томах. Том 3-й
Шрифт:
господни. Один лишь взгляд на юношу придаст вам обоим решимости. — Мой брат направил глаза на ложную тропу,— пере¬ бил Матори снисходительным тоном, показавшим, что вождь не хочет обидеть своего будущего переводчика. — Дакота будет говорить с моими молодыми товари¬ щами? — После того, как споет песню на ухо Цветку Бледно¬ лицых. — Вот негодяй, прости его господь! — вскричал по- английски старик.—Нежность, юность, невинность — на все он готов посягнуть в своей жадности. Но жест¬ кие слова и холодный взгляд не помогут; умнее будет говорить с ним по-хорошему... Пусть Матори откроет рот. — Разве стал бы мой отец громко кричать, чтобы жен¬ щины и дети слышали мудрость вождей? Мы войдем в жилище и будем говорить шепотом. С этими словами тетон повелительно указал на шатер, яркая роспись которого кичливо изображала самые дерз¬ кие из славных подвигов вождя и который стоял несколько в стороне от прочих, показывая этим, что здесь проживает особо почитаемое племенем лицо. Щит и колчан у входа были богаче, чем обычно, а наличие карабина свидетель¬ ствовало о высоком ранге владельца. Во всем остальном шатер отмечала скорее бедность, чем богатство. Домашней утвари было немного, да и по отделке она была проще, чем та, что лежала у входа в самые скромные жилища; и здесь совсем не видно было тех высоко ценимых пред¬ метов цивилизованной жизни, какие изредка проникают в прерию через торговцев, бессовестно наживающихся на невежестве индейцев. Все это, когда приобреталось, вождь щедро раздавал своим подчиненным, покупая тем самым влияние, делавшее его полновластным хозяином над ними — над их телом и жизнью: род богатства, несомненно более сам по себе благородный и более льстивший его че¬ столюбию. Старик знал, что это жилище Матори, и по знаку вождя направился к нему медленным, запинающимся шагом. Но были и другие свидетели, не менее заинтересо¬ ванные в предстоящих переговорах и не сумевшие скрыть свои опасения. Мидлтон,
страшных предчувствий. Он сделал отчаянное усилие и, встав на ноги, громко окликнул удалявшегося траппера. — Заклинаю тебя, старик, если ты истинно любил моих родных и это не пустые лишь слова, если бога ты любишь, как христианин, не пророни ни слова, которое могло бы оскорбить слух моей... Ему сдавило горло, связанные ноги не держали, он упал на землю и остался лежать, как мертвец. Поль, однако, подхватил его мысль и закончил просьбу на свой особый лад. — Слушай, траппер,— закричал он, тщетно пытаясь в подкрепление своих слов погрозить кулаком,— если ты взялся быть переводчиком, говори проклятому дикарю только такое, что следует произносить белому человеку, а язычнику — слушать. Скажи ему от меня, что если он словом пли делом обидит девушку, по имени Нелли Уэйд, я перед смертью прокляну его своим последним дыханием; я буду молиться, чтобы все добрые христиане в Кентукки проклинали его: сидя и стоя; за едой и за питьем, в драке, в церкви и на конных скачках; летом и зимой, и в марте месяце; словом — ведь бывает такое! — я буду его преследовать после смерти, если может дух бледнолицего встать из могилы, вырытой руками краснокожих! Пригрозив этой страшной местью — единственной до¬ ступной ему в его положении,— честный бортник был при¬ нужден ждать действия своих слов со всей покорностью, какую может проявить гражданин пограничных западных Штатов, когда он глядит в лицо смерти и вдобавок имеет удовольствие видеть себя связанным по рукам и ногам. Чтобы не задерживать нашей повести, мы не станем при¬ водить те своеобразные наставления, которыми он затем попытался приободрить своего павшего духом товарища, или же странные благословения, какие он призывал на все шайки дакотов,— начиная с тех, которые, по его увере¬ ниям, занимались грабежом и убийством на берегах дале¬ кой Миссисипи, и кончая племенем тетонов, поминаемых им в самых энергичных выражениях. На этих с его уст неоднократно сыпались проклятия, не менее сложные и выразительные, чем знаменитая церковная анафема, зна¬ комством с которой необразованные протестанты обязаны богословским изысканиям Тристрама Шенди К Но Мидл- 1 Герой одноименного романа Л. Стерна. 304 10
тон, как только немного отдышался, постарался утихоми¬ рить разбушевавшегося бортника. Его проклятия, указал он, бесполезны и могут лишь ускорить то самое зло, за которое он грозит своею местью: он только распалит ярость в этих людях, достаточно жестоких и необуздан¬ ных, даже когда они настроены миролюбиво. Между тем траппер и вождь дакотов продолжали свой путь к шатру. Старик, пока звучали им вслед слова Мидл- тона и Поля, напряженно следил за выражением глаз Матори. Но лицо индейца оставалось недвижным: сдер¬ жанный и осторожный, он хорошо владел собой и не давал кипевшим в нем чувствам вырваться наружу. Взгляд его был прикован к скромному жилищу, куда они напра¬ влялись; и, казалось, в ту минуту все мысли вождя были заняты предстоящей встречей. Внутренняя обстановка шатра отвечала его внешнему виду. Он был просторней большинства других, более совер¬ шенной формы, сделан из лучше выделанных шкур; но на этом и кончалось превосходство. Невозможно представить себе ничего более простого, более скромного, чем домаш¬ ний быт могущественного и честолюбивого тетона, желав¬ шего казаться скромным своему народу. Набор отличного оружия для охоты, три-четыре медали, выданные канад¬ скими торговцами и политическими агентами в знак поч¬ тения к его рангу (или, скорее, в знак его признания), да несколько самых необходимых предметов обихода — вот и все, что имелось в жилище. Не было здесь и обильных за¬ пасов оленьего или бизоньего мяса: хитрый владелец шатра отлично понимал, что щедрость его окупится стори¬ цей, если он будет отдавать свою добычу племени — с тем, что ему ежедневно будут выделять изрядную долю общей. На охоте он так же превосходил других, как и на войне; но никогда не вносилась в его дом целая туша оленя или бизона. И наоборот: чуть ли не от каждого животного, до¬ ставляемого в лагерь, отрезался кусок на пропитание семьи Матори. Однако расчетливый вождь редко позволял себе принять в дар больше, чем требовалось на один день: он твердо знал, что люди скорей станут мучиться сами, чем позволят голоду (этому проклятию, вечно висящему над дикарем) зажать в своих когтях главнейшего воина пле¬ мени. Прямо под любимым луком вождя, окруженная, как магическим кольцом, копьями, щитами, дротиками и стре¬ 11 Феннмор Купер. Том III 305
лами, в свое время сослужившими добрую службу, висела таинственная колдовская сумка. Она была изукрашена вампумами и богато расшита бисером и иглами дикобраза, слагавшимися в самый хитроумный узор, какой только может измыслить индеец. Мы уже не раз отмечали свобо¬ домыслие Матори в вопросах веры; но, как ни странно, чем он меньше верил в сверхъестественные силы, тем больше чтил их эмблему. В этом противоречии сказалось все то же фарисейское правило показного благочестия: «Пусть видят люди!» Владелец шатра еще не вступал в него после возраще- пия из последнего похода. Как догадывается читатель, ша¬ тер был превращен в тюрьму для Инес и Эллен. Жена Мидлтона сидела на простом ложе из душистых трав, по¬ крытых звериными шкурами. За короткое время своего плена она уже так настрадалась, столько прошло перед ее глазами диких и неожиданных событий, что с каждым но¬ вым несчастьем, падавшим на ее склоненную голову, она все слабей ощущала тяжесть удара. Щеки ее были бес¬ кровны, темные и обычно яркие глаза были затуманены выражением неизбывной тревоги, и вся она как будто ис¬ худала, истаяла. Но при этих признаках физической сла¬ бости в ней временами проявлялась такая благочестивая покорность, такая кроткая и святая надежда озаряла ее лицо, что было неясно, жалеть ли надо несчастную плен¬ ницу или восхищаться ею. Наставления отца Игнасио были живы в ее памяти, и тихая, терпеливая, набожная девушка безропотно приняла новый поворот своей судьбы, как подчинилась бы предписанной епитимье за грехи, хотя в иные минуты природа властно восставала в ней против такого принудительного смирения. Совсем иначе вела себя Эллен. Она много плакала, и глаза у нее опухли и покраснели от слез. Щеки ее пылали от гнева, и вся она дышала отвагой и негодованием, к ко¬ торым, однако, примешивалась изрядная доля страха. Сло¬ вом, и взор и осанка невесты Поля рождали уверенность, что, если придет счастливая пора и бортник будет наконец вознагражден за своо постоянство, он найдет в своей из¬ браннице достойную подругу жизни — как раз под стать его беспечному и горячему нраву. В маленькой женской группе была еще одна, третья фигура: самая молодая, самая красивая и до последнего времени самая любимая из жен тетона. В глазах мужа она 306
обладала несомненной при¬ влекательностью, пока им нежданно не открылась бо¬ лее тонкая прелесть бледно¬ лицей женщины. С этой зло¬ счастной минуты красота, преданность и верность мо¬ лодой индианки потеряли для него былую пленитель¬ ность. У Тачичены был пусть не столь ослепительный, как у пленной испанки, но все же светлый для ее расы, чи¬ стый и здоровый цвет лица. Карие ее глаза были нежны и лучисты, как у антилопы; голос звонкий и веселый, как песня малиновки, а ее ра¬ достный смех был как музы¬ ка леса. Среди дакотских де¬ вушек Тачичеиа (или Лань) слыла самой веселой и самой желанной невестой. Ее отец был прославленным воином, а братья уже легли костьми на далеких и страшйых тро¬ пах войны. Не было числа молодым храбрецам, посылав¬ шим дары в жилище ее родителей, но ни одного из них она не слушала, пока не явился посланец от великого Ма~ тори. Правда, она стала его третьей женой, но зато, как знали все, самой любимой. Их союз длился лишь два коротких года, и плод его сейчас лежал у ее ног и мирно спал, завернутый, как полагалось, в мех и бересту — сви¬ вальники индейского младенца. В то мгновение, когда Матори и траппер появились у входа в шатер, молодая жена тетона сидела на грубой скамье, переводя свой кроткий взгляд, изменчивый, как ев чувства,— то нежный, то восторженный,— со своего мла¬ денца на те невиданные создания, которые наполнили ее молодой неискушенный ум удивлением и восхищением. Хотя Инес и Эллен были у нее перед глазами целый день, сколько она ни смотрела на них, ее ненасытное любопыт¬ ство, казалось, лишь росло. Они ей представлялись чем-то 307
совершенно отличным от женщин прерии — существами иной природы, иных условий жизни. Даже загадка их сложной одежды оказывала свое тайное действие на ее простую душу; но сильнее всего ее пленяла их женская грация, которую одинаково чувствуют все народы. Все же, хотя в простоте души она признавала превосходство чуже¬ земок над скромной прелестью девушек сиу, это не вы¬ зывало в ней злобной зависти. Муж сейчас впервые после возвращения из недавнего набега навестил шатер, а он всегда представал ее мыслям как суровый воин, не сты¬ дившийся в часы досуга дать волю более мягким чувст¬ вам отца и супруга. Мы везде старались показать, что Матори, сохраняя отличительные свойства истого воина прерий, в то же время далеко опередил свой народ, немного уже приоб¬ щившись цивилизации. Ему часто доводилось иметь дело с канадскими купцами и солдатами пограничных отрядов, и общение с ними опрокинуло многое в тех дикарских представлениях, которые он всосал с молоком матери, но не дало взамен других, достаточно определенных, чтобы от них была какая-то польза. Его суждение было не так верным, как хитрым, а философия больше смелой, чем глубокой. Как тысячи более просвещенных людей, вообра¬ жающих, что они могут, опираясь только на отвагу, пройти через все испытания жизни, он умел приспособить свою мораль к обстоятельствам и следовал себялюбивым побуждениям. Конечно, эти особенности его характера надо понимать применительно к индейскому быту, хоть нам и нет нужды оправдываться, когда мы отмечаем сходство между людьми, обладающими, по существу, од¬ ной и той же природой, как бы ни видоизменилась она в различных условиях жизни. Невзирая на присутствие Инес и Эллен, в шатер своей любимой жены воин-тетон вошел как хозяин — твердой поступью и с властным выражением лица. Его мокасины ступали бесшумно,, но звон браслетов и серебряных побря¬ кушек на гетрах достаточно ясно возвестил о его прибли¬ жении, когда он откинул у входа в шатер завесу из шкур и предстал его обитательницам. От неожиданной радости с губ Тачичены сорвался легкий крик, но она мгновенно подавила волнение: замужней женщине ее племени не подобало обнаруживать свои чувства. Не отвечая на роб¬ кий, брошенный исподтишка взгляд молодой жены, пре¬ 308
зрев ее тайную радость, Матори направился к ложу, на котором сидели пленницы, и выпрямился перед ними со всею гордостью индейского вождя. Траппер проскользнул мимо него и стал так, чтоб удобнее было переводить. Женщины, пораженные, молчали, затаив дыхание. Хоть они и привыкли к виду воинов-индейцев в их грозном бое¬ вом снаряжении, так внезапен был этот приход, так дер¬ зок красноречивый взгляд победителя, что обе в смущении и ужасе опустили глаза. Инес первая овладела собой и, об¬ ратившись к трапперу, спросила с достоинством оскорблен¬ ной аристократки, но, как всегда, учтиво, чему они обя¬ заны этим нежданным визитом. Старик колебался; однако, прокашлявшись, как будто приступая к трудному и не¬ привычному делу, он отважился на такой ответ: — Леди,— начал он,— дикарь — он дикарь и есть, и вам не приходится ждать, чтобы в голой прерии под буй¬ ным ветром соблюдались те же обычаи и приличия, что и в поселениях белых людей. Любезности и церемонии так мало весят — как сказали бы те же индейцы,— что их легко сдувает. Сам я хоть и лесной человек, а я в свое время видел, как живут большие люди, и меня не надо учить, что у них другой уклад, чем у людей, поставленных ниже. В молодости я долго был слугой; не из тех, что ме¬ чутся по дому и разрываются на части, угождая хозяину: я состоял при офицере и бродил с ним по лесам, и я знаю, как положено подходить к жене капитана. Если бы мне поручили доложить о таком госте, я бы сперва громко каш¬ лянул за дверью — предупредил бы вас этим, что пришел посторонний человек, а потом бы... — Дело не в манерах,— перебила Инес, слишком встревоженная, чтобы слушать до конца пространные объ¬ яснения старика.— Скажите, чем вызван приход вождя? — Об этом дикарь скажет вам сам... Дочери бледноли¬ цых хотят знать, почему великий тетон пришел в свое жи¬ лище. Недоуменным взглядом Матори дал понять, что считает такой вопрос ни с чем несообразным. Потом, выждав ми¬ нуту, он придал себе снисходительный вид и ответил: — Пой для ушей черноглазой. Скажи ей, что дом Ма¬ тори очень велик и что он не полон. Она найдет в нем место, и в доме никто не будет выше ее. Скажи светлово¬ лосой, что и она может остаться в доме воина и есть его дичь. Матори великий вождь. Его рука щедра. ЗС9
— Тетон! —возразил траппер и покачал головой, пока¬ зывая, что решительно не одобряет такую речь.— Слова краснокожего следует окрасить в белое, только тогда они станут музыкой в ушах бледнолицей. Если мои дочери услышат, что сказал твой язык, они закроют уши и глазам их покажется, что Матори — торговец. Теперь слушай, что скажет седая голова, а потом ты скажешь сам. Мой на¬ род — могучий народ. Солнце встает на восточной границе его страны и садится на западной. Его земля полна ясно¬ глазых смеющихся девушек, как эти, которых ты видишь... Да, тетон, я не лгу,— добавил он, уловив, что губы индейца чуть покривились от недоверия,— ясноглазых и приятных с виду, как эти перед тобой. — Может быть, у моего отца сто жен? — перебил вождь. Он положил палец трапперу на плечо и с любопыт¬ ством ждал ответа. — Нет, дакота. Владыка Жизни сказал мне: «Живи один; твоим вигвамом будет лес; крышей над ним будут облака». Но хотя я никогда не приобщался к таинству, ко¬ торое в моем народе связывает мужчину с женщиной, од¬ ного с одной, я часто видел, как действует доброе чувство, приводящее их друг к другу. Пройди по землям моего народа, и ты увидишь: дочери страны порхают по улицам города, как веселые многоцветные птицы в пору цветов. Ты их встретишь, поющих и радостных, на больших доро¬ гах страны, и ты услышишь, что леса звенят их смехом. Они очень хороши на вид, и молодые люди с большим удо¬ вольствием смотрят на них. — Уэг! — воскликнул жадно слушавший Матори. — Да, ты можешь верить тому, что слышишь, это не ложь. Но, когда юноша нашел девушку, угодную ему, он ей это скажет так тихо, что никто другой не услышит. Он не говорит: «Мой дом пуст, и в нем хватит места еще на одного». Он говорит: «Не должен ли я построить дом? И не укажет ли дева, у какого ручья желает она посе¬ литься?» Голос его слаще меда от цвета акации и про¬ никает в уши песней жаворонка. Поэтому, если брат мой хочет, чтоб его слушали, он должен говорить белым языком. Матори глубоко задумался, не пытаясь скрыть свое смущение. Так унизиться воину перед женщиной — это значило опрокинуть все устои, и, по его твердому убежде¬ нию, это умалило бы достоинство вождя. Но Инес сидела 310
перед ним, сдержанная, властно-неприступная, не зная, с чем он пришел, меньше всего догадываясь о его истинной цели,— тетон невольно поддался воздействию этой непри¬ вычной для него манеры. Склонив голову в знак признания своей ошибки, он отступил на шаг и, приняв небрежно горделивую осанку, заговорил с уверенностью человека, чье красноречие возвысило его над другими не меньше, чем бранные подвиги. Не сводя глаз с недогадливой юной жены Мидлтоиа, он начал так: — Я краснокожий, но глаза мои темны. Они были открыты много зим. Они многое видели — они умеют от¬ личить храброго от труса. Мальчиком я не видал ничего, кроме бизона и оленя. Я стал ходить на охоту и увидел кугуара и медведя. Это сделало Матори мужчиной. Он больше не стал говорить со своею матерью. Его уши открылись для мудрости стариков. Старики рассказали ему обо всем — рассказали ему о Больших Ножах. Он ступил на тропу войны. Тогда он был последним — теперь он пер¬ вый. Какой дакота посмеет сказать, что выйдет впереди Матори на поля охоты иауни? Вожди встречали его у своих дверей и говорили ему: «У моего сына нет очага». Они ему отдавали свои жилища, и отдавали свои богатства, и отдавали своих дочерей. Матори стал вождем, как были вождями его отцы. Он побеждал воинов всех народов, и он мог бы привести себе жен от пауни, и омахов, и конзов; но он глядел не на свое селенье, а на поля охоты. Он думал, что конь милей, чем любая девушка дакотов. Но он нашел среди равнин цветок, и сорвал его, и принес в свой дом. Он забывает, что владеет лишь одним конем. Захватив ко¬ ней, он их всех отдает пришельцу, потому что Матори не вор; он хочет удержать только цветок, который он нашел среди равнин. У девушки-цветка ноги очень нежны. Она не дойдет на них до дома своего отца; она останется на¬ всегда в вигваме доблестного воина. Кончив свою торжественную речь, тетон ждал, пока ее переведут, с видом жениха, вполне уверенного в успехе своего сватовства. Траппер запомнил речь от слова до слова и обдумывал, как ему передать ее таким обра¬ зом, чтобы в переводе ее главный смысл стал еще более темен, чем был на языке дакотов. Но, едва он раскрыл рот, не желавший раскрыться, Эллен подняла палец и, бросив быстрый взгляд на готовую слушать Инес, пере¬ била его. 311
— Не утруждайтесь даром,— сказала она.— Что бы ни сказал дикарь, этого нельзя повторять перед белой жен¬ щиной! Инес вздрогнула, покраснела, холодно с легким покло¬ ном поблагодарила старика за его старания и добавила, что хотела бы теперь побыть одна. — Мои дочери не нуждаются в ушах, чтобы понять ве¬ ликого дакоту,— сказал траппер, повернувшись к ожидав¬ шему ответа Матори.— Его глаз и движение руки сказали достаточно. Они его поняли; они хотят обдумать его речь, потому что дочери великих храбрецов, какими были их отцы, всегда долго думают, прежде чем что-нибудь сделать. Такое разъяснение, льстившее ораторскому самолюбию Матори и его пылким надеждам, вполне удовлетворило его. Он ответил обычным возгласом согласия и приготовился выйти. Простившись с женщинами в холодной, но полной достоинства манере дакотов, он плотно завернулся в плащ и направился к выходу с видом плохо скрытого торжества. Но была при этой сцене свидетельница, подавленная, не¬ движная, никем не замечаемая. Каждое слово, слетавшее с уст супруга, которого она ждала так долго и тревожно, ножом врезалось в сердце его кроткой жены. Вот так же, с такими же речами, пришел он свататься к ней в вигвам ее отца; и, слушая восхваление подвигов самого храброго воина племени, она стала глуха к нежным словам многих юношей-сиу. Когда тетон повернулся, как мы сказали, к выходу, он неожиданно увидел перед собой свою забытую жену. В скромной одежде, со смиренным видом, подобающим мо¬ лодой индианке, она стояла прямо на его пути, держа на руках залог их недолгой любви. Вождь отпрянул, но тут же его лицо приняло прежнее выражение каменного безразличия, так отвечавшее не¬ обычайной сдержанности индейца, если даже и было оно усвоено искусственно, и властным жестом отстранил ее. — Разве Тачичена не дочь вождя? — спросил тихий голос, в котором гордость боролась с тоской.— Разве братья ее не были храбрыми воинами? — Уходи. Мужчины зовут своего великого вождя. Его уши закрыты для женщины. — Нет,— возразила просительница,— ты слышишь не голос Тачичены: это мальчик говорит языком своей ма¬ 312