Избранные стихотворения
Шрифт:
Внезапно обрывает смерть
витиеватость говорений,
потуги жалкие иметь,
ночные шорохи и тени.
И то, что ты хотел постичь
как связную всезавершенность,
вдруг камнем падает как дичь,
и жизнь встает как обреченность.
Всеобреченность. Но на что?
Что за картина из фрагментов?
Начатки множества мостов.
Оркестр без нот и инструментов.
Обрывки кавалькады снов,
мы связь
как тех полетов тех орлов,
что отсветами в нас блистали.
Безмерное не там, где ты кричишь.
Но там, где ты как ночь сама молчишь.
Но разве ты молчишь когда как ночь?
Как кедр заснеженный, чья в молчи мощь?
Но кто-то ведь молчит в свой тайный рост?
Так ты касался некогда стрекоз
губами – их молчания причин.
И на мгновенье обнажал исток пучин.
(Где время выделяло мед молчин).
Безмерное – то разве трата сил,
что в нас пучинно кто-то возгласил?
Что беспредельнее, чем смерть во мраке глаз?
Мир – в море тонущий светящийся алмаз.
Пришелец
Марине Павчинской
Я на этой земле проездом.
Я на этой земле случайно.
Как далеки здесь звезды.
Как ненадежны тайны.
В этой смешной круговерти
я совсем ненадолго.
Я под охраною смерти
испепеляюще-волглой.
И для чего здесь людям
то, что душою зовется?
День и ночь непробуден
страх над крышами вьется.
Ну а касаний сонмы
разве здесь ощутимы?
Всё здесь бесследно и сонно.
всё здесь мимо и мимо.
Я на земле проездом.
Я на земле случайно.
Но почему здесь так бездно,
так отрешенно-розно
гнёзда свивает отчаянье?
И даже уходя, о том кто есть ты,
ты не скажешь.
Ни полсловечка вымолвить не сможешь.
Ты просто упадёшь как вещь
иль просто ляжешь,
как будто под тобой
не вечности корабль,
а пропасть ложа.
О, кто ты в самом деле -
прохрипи хотя б оттуда,
из полуяви-полусна,
из сумрачного перехода.
Прикосновенность к берегам -
великая остуда,
но для чего в нас жар горел, искавши брода?
Струной гудящею ты ищешь прикоснуться
к пьянящему избытку.
Но струна в тебе из логоса звенит.
Истаиванье страшно; как всё зыбко!
Как всё неведом обговоренный зенит,
которого коснуться удается
раз этак в сотню лет.
Избыток этот водопадом льется,
но избегает меток и примет.
Его не назовешь, не опредметишь, не запомнишь,
и потому к строке
летит рука, слагая миф иль повесть,
скользящие к забвения реке.
Узнай себя в огне, в сосне,
в улитке меж камышин,
в чужом кровоточащем сне,
в сияньи слив и вишен.
Узнай себя в лесном ручье
и в юноше умершем,
что над ручьем сидел как чел
и взора оторвать не смел,
но петь умел лишь вирши.
Узнай себя в губах врага,
дрожащих от желанья
вогнать тебя в туман, в снега,
в небытия изгнанье.
Узнай себя в пригорке том,
где ползал ты без смысла,
уверенный, что всё есть дом,
где пузом знал ты о былом
в бездонности пречистой.
Узнай себя в отца руках
и в высшей дрёме будды.
Миг узнавания лукав?
Ты осыпаешься в песках?
Но кто тебя разбудит,
когда ты не увидишь вдруг
себя в милльонах зовов,
в милльонах губ, бровей и рук,
чья суть всегда готова?
Когда вдруг зеркалом в ночи
не ощутишь бессонным
себя, куда молчишь, мычишь,
скрывая чувств зоны.
И все же отражаешь ты
миров неисчислимость.
Пускай они насквозь пусты,
пускай хоть чистые листы,
но их блаженна милость.
В мерцаньях света игр и ласк
оно неистощимо.
Летящих искр – межзвездный блеск -
ты ждешь неоспоримо.
Не можешь ты себя не ждать
вернувшимся из странствий,
не можешь между льдов не встать
в зеркальности пространства.
Не может Ночь тебя не жечь
очами влажных зовов.
Не можешь ты не течь, не течь
меж духа семафоров.
Из книги «Прощание с Землей» (2015)
Так мы живем:
наш каждый миг – прощанье.
Р.-М. Рильке
Чистые бога узрят.
Ну а нечистые – что?
Чист иль нечист – ты распят,
брошенный в ночь и в ничто.
Вот океан чистоты.
Нет в нем добра или зла.
Очи пространства пусты,
в кипени горя – зола.
Если прощаться пришлось,
значит ты здравствуй шептал.
Значит, ты суслик и лось,