Избранный светом. Песни хищных птиц
Шрифт:
Поэтому обязанности по дому я взял на себя. Поначалу получалось хреново, потом натренировался. Впрочем, после трудового дня мама с благодарностью съедала все, что я готовил, а потом ждала, пока я сварю ей кофе, и шла работать дальше.
Такие моменты – первое, что приходило в голову, когда я вспоминал о матери. Она сидит в нашей просторной кухне, за столом с красивой скатертью, смотрит в окно поверх крыш соседних серых пятиэтажек, рассказывает, как прошел день, или просто молчит. На кухне пахнет кофе, корицей и зимой. Из окна дует, а от плиты веет теплом. Я смотрю в турку, лишь изредка бросая на маму взгляд.
Наверно, в такие моменты мы с ней были ближе всего друг к другу. Жалко, что кофе варился быстро.
А потом появился ее этот новый. Я вечно забываю, кем он там работал, но зарабатывал тоже не так уж много. Они с мамой как-то удивительно быстро сошлись. Я оглянуться не успел, а он уже перевозит вещи в нашу квартиру. Его двушку они с мамой решили продать, чтобы купить машину. Все же мама так и не привыкла к общественному транспорту.
Через полгода они поженились, у меня появился отчим и еще один усталый человек на кухне. С его появлением мы с мамой, кстати, перестали там сидеть. Я исчезал оттуда максимально быстро, ведь мне казалось, что я им мешаю.
Большая часть обязанностей по дому так и продолжала лежать на мне, хотя свободного времени у мамы стало больше. Но я в целом был не против, чтобы она тратила его на отдых. Да и приходила она все равно поздно. Отчим возвращался раньше. Оставаясь с ним под одной крышей без матери, я чувствовал себя неловко и неуютно. Он, скорее всего, тоже.
Правда, иногда, видимо, когда у меня был особенно замученный вид, он приходил на кухню, легонько толкал меня в плечо и говорил что-то вроде: «Иди-ка ты отсюда, тебе еще к экзаменам готовиться, а я тут как-нибудь сам».
И я уходил. Только вот кулинарные навыки у него отсутствовали начисто. Как он жил один – для меня до сих пор тайна. Но если уж у него что-то выходило, почти светился от счастья, мама, видя это, улыбалась и смеялась.
А мне снова казалось, что я им мешаю.
На самом деле мой отчим был хорошим человеком. Да и маму любил просто безумно. Закрытым придурком с невыносимым характером в нашей семье оказался именно я. Но, эх, мне было шестнадцать, и я был туп, как дерево.
– Сейчас мне двадцать два, и, как видишь, ничего не изменилось. – Для наглядности я постучал костяшками пальцев по деревянной столешнице.
Фрея рассмеялась. За время моего рассказа корзинка с черешней опустела. Так что Фрея лежала, подложив руки под голову, все так же болтая ногами в воздухе, и изредка совсем по-кошачьи облизывалась. Губы от сока у нее были красноватыми.
– Зря ты так. – Она хитро улыбнулась. – Про деревья. Многие из них очень даже мудрые, ну, по-своему.
– Отлично, тогда я даже тупее, чем дерево. Намного, намного тупее.
– И про себя тоже зря.
Я не заметил, как она успела вскочить с дивана, пересечь кухню и подобраться ко мне. Вот она еще там, и раз – уже высовывается из-за моего плеча и тянется вилкой к сковородке.
– Ты хоть подуй, горячее же, –
Она сложила губы трубочкой и подула, а потом отправила кусочек в рот. На ее лице заиграла довольная улыбка.
– Вкусно-то как, – промурлыкала она почти мечтательно. И снова потянулась вилкой к сковородке. Может, и ну их, эти тарелки?
– Еще б нет. – Я самодовольно улыбнулся.
На самом деле мне было приятно. Чертовски приятно, если честно.
Глава 2
Те шрамы, что не заживают
После ужина Дей ушел искать Рейнеке. Роскатт пропал не так уж надолго, но Дей сказал, что у него плохое предчувствие. Хотя Фрея подозревала, что просто его сила вновь проснулась и ему нужно хоть куда-то выплеснуть энергию.
Как работают его «приступы», Фрея толком не понимала. Дей говорил об этом мало и неохотно, больше отмахивался, заверяя, что это «вообще ничего страшного, не парься, правда, оно неопасно и быстро проходит».
И это тот же самый человек, что еще весной мог по полчаса ныть из-за простой боли в мышцах после тренировки.
– Вот что с ним не так? – спросила Фрея, проводя гребнем по гриве Равна. Конь посмотрел на нее своими умными темными глазами, но ничего не сказал.
Зато стоящий рядом Бес очень выразительно фыркнул, словно бы говоря: «Все».
Фрея удрученно вздохнула. Она была знакома только с худшими проявлениями приступов. И то, видимо, лишь потому, что Дей не мог справляться с ними сам. Во время них его восприятие обострялось настолько, что это начинало причинять боль. Тогда Фрея варила ему очень сильное обезболивающее зелье, помогало оно как раз потому, что притупляло все чувства сразу.
Дей говорил, что настолько тяжелых приступов у него раньше не было. Фрея считала, что это из-за того, что он совсем перестал использовать магию. Так, иногда расходовал на какие-то бытовые мелочи, но не более. Будто боялся ее.
А ведь Вечное древо подпитывало его силой, даже если Дей не сидел прямо под ним. Его энергия уже должна была восстановиться. Возможно, ее теперь даже слишком много. А это может быть опасно. Очень.
Фрея помнила, что случилось, когда моркетские твари напали на них у Рейнгардского леса. Помнила, как Дей закрыл ее собой, когда два монстра бросились на нее разом. Помнила, как он едва заметно улыбнулся, поняв, что ее не задело. Помнила, как сжала его плечи холодеющими пальцами. Помнила, как едва смогла вырвать его у собственной магии.
Его глаза тогда сияли, полностью залитые золотым, словно под кожей не осталось ничего, кроме света. Этот же свет сочился с его рук, капал на землю, оставляя на ней подпалины. Фрея никогда не видела ничего подобного раньше, это пугало.
Она вздохнула уже в который раз. Равн легонько толкнул ее мордой, и Фрея провела по ней рукой, выпустив пряди гривы, которые успела заплести в косички. То, что случилось тогда, все никак не шло из головы. Фрея запретила себе вспоминать и даже не нарушала этот запрет какое-то время, благо в Рейнгардском замке было о чем подумать, но сейчас…