Избранный
Шрифт:
Антуан трепетал от вечернего Парижа в этот туристический сезон второй половины лета. Или наделся, что именно сейчас ему встретится сам комиссар со своей знаменитой трубкой и угостит его стаканчиком аперитива? Не исключено. Но вряд ли Антуан когда-нибудь признается себе в этом. Все бежали из города, проклиная его пыль, вонь, шум и суету, а Антуан ждал весь год времени высокого солнца, закатных тонов, времени поднимающегося сухого пара тротуаров. Когда-нибудь он расскажет об этом Клодин, покажет ей самые красивые места во время вечерней прогулки… Но сейчас – ни слова. Геваро – строгий человек. «Ему бы рассказать о том, как красив вечерний город… Нет. Он, пожалуй, сочтет меня за кретина».
Они
– Пойдем-ка пройдемся. Я тебе расскажу кое-что, да и вечер, как будто, хороший. Я люблю вечерний Париж.
В устах Геваро такие слова прозвучали так, как если бы балерина скомандовала «Пли!» или Коко Шанель вылила бы на себя флакон одеколона «Саша»… Неужели он еще и скрытый романтик? Не многовато ли для одного немолодого полицейского?
Они быстро дошли до начала улицы, уперлись в небольшой сквер, огороженный небольшим забором с неизменным для Парижа знаком, запрещающим выгуливать собак. Справа площадь Денфер-Рошфор, слева – кладбище Монпарнас, за которым высится знаменитая башня, символ эпохи бывшего президента республики. Были такие болтуны, главным образом из иностранцев, уверявшие, что башня Монпаранс, как и некоторые другие сооружения, появившиеся во французской столице в бытность президентом Франсуа Миттерана, нечто иное, как масонские символы. Верноподданные французы, страшно не любящие, когда кто-то критикует что-то французское, с негодованием отметали такие обвинения покойному президенту-социалисту, а выходцы из африканских и азиатских стран, населявшие с каждым годом Париж все плотнее, вообще не имели никакого мнения по этому вопросу.
Миновав площадь, Геваро и Антуан вышли на длинное направление бульвара Распай. Здесь, на Денфер-Рошфор пускалась в обратный путь одна из главных транспортных артерий левого берега, разрезающая ее так, как острый нож разрезает посередине французскую булку.
– Геваро! Скажите, на здоровье Клодин никак не повлияет то, что вы с ней проделали? Она выглядела почти как мертвая. Я испугался за нее…
Геваро насупился и, не глядя на Антуана, буркнул обиженно:
– Неужели ты думаешь, что Геваро будет подвергать опасности жизнь столь очаровательного служителя правопорядка, к тому же в которую без памяти влюблен один молодой полицейский? Нет, Геваро никогда так не сделает, хотя на него и часто наговаривают, нарекая ехидным и бессердечным…
Хранитель базы данных комиссариата сегодня вел себя так, словно в нем оживали и тут же снова умирали непохожие друг на друга люди. Сейчас в нем заговорил комедиант, стремящийся упоминанием о себе в третьем лице вызвать у слушателей жалость.
Но Антуан отказывался принимать подобную игру. В тоне Геваро он уловил явную издевку. А натура его была такова: уж если он понимал, что над ним смеются, обижался сразу – зло и бесповоротно.
Сантини готов был наговорить Геваро резкостей, развернуться и пойти в другую сторону.
– Можешь не переживать так и не принимать позу молодого быка, впервые в жизни увидевшего красный цвет! В сигаретах было снотворное, которое вперемешку с табаком дает эффект моментального сна. Наша красавица просто немного вздремнула… Если бы не мой нашатырь, она почивала бы еще минут десять, не больше. Действие препарата сильное, но кратковременное. Оно абсолютно безвредно. Так что вреда твоей ненаглядной мы не причинили…
– Не мы, а вы, и она не моя ненаглядная. Прошу впредь так ее не называть. —
– Не обманывай старика, не обманывай… Думается, нам пора подкрепиться.
К этому времени спутники дошли до пересечения бульвара Распай с бульваром Монпарнас. Прямо перед ними призывно сияло огнями кафе «Ротонда», славное своими знаменитыми посетителями и многочисленными описаниями в художественной литературе. Его воспел Хемингуэй, придав почти культовый статус. О нем знают, благодаря неистовому Эрнесту те, кто никогда не был в Париже и, возможно, никогда в нем не побывает. Однако стоит признать, что, если бы не длинные ностальгические пассажи старика Хэма, «Ротонда» выглядела бы просто одним из дорогих кафе этой части города, облепленная снаружи вплотную стоящими друг к другу столиками и ожидающая тех, кому не терпится расстаться с деньгами.
Именно это обстоятельство выглядело для Антуана куда весомей абстрактного литературного шлейфа. И вот здесь Геваро собирался подкрепиться? «Ротонда» славилась не только своими блюдами, но и своими ценами, а у юноши сейчас в карманах покоилась сущая мелочь. Да и вообще он, выросший в недорогих кварталах правого берега, неподалеку от эмигрантских поселений, не привык к таким заведениям. Куда как сподручней перехватывать большой французский багет с сыром, прекрасно заменяющий целый обед, и запивать его сладкой минеральной водой.
– Я не голоден. Мы же собирались прогуляться… А прошли всего ничего…
– Позволь уж старику покормить тебя. Мне надо тебе рассказать кое-что. А на голодный желудок ты будешь плохо слушать и многого не поймешь. А тебе необходимо все понять. Так уж выпало. Я, правда, не особенно рад этому. Рано тебе еще в таких делах светиться, но…
– Что вы со мной как с ребенком?
– А кто ты, как не ребенок? Это единственное твое хорошее качество. Помни! При нашей работе необходимо сохранять детскую ясность в голове, как бы долго ты не работал в полиции и каких только ужасов и мерзостей ни насмотрелся бы. Преступники чаще всего действуют согласно очень простой логике, а мы склонны наделять их изощренностью. Только из-за этого порой расследование не приводит ни к чему, а преступник остается безнаказанным. Мы думаем о бандитах больше, чем они о нас. Ни одно преступление, как правило, не совершается с мыслью о том, как на это посмотрят полицейские. Преступником всегда руководят низменные чувства. А нам главное выявить конкретный мотив. Мне сдается, у тебя очень прямой ум и со временем в шкуру преступника влезешь без проблем. В этом твоя будущая сила! Знай это! Опыт придет, никуда не денется…
Когда Геваро произносил эти диковинные, удивительные для Антуана слова, двери «Ротонды» уже распахнулись перед ними. Красные стены, черные подносы, тихая музыка!
– Пошли на второй этаж! Там нам никто не помешает. – Геваро оглядывал зал, как полководец оглядывает место грядущей битвы.
В верхнем зале действительно никого не оказалось. Бойкий официант подбежал к новым посетителям, положил перед ними карту вин, меню и тут же скрылся.
Ужин в «Ротонде»! Так завершать день было для Антуана в диковинку. Мог ли он представить еще днем, когда получал задание Легрена, что будет по-свойски ужинать тут с Геваро? Да. Это здорово. А поручение комиссара? Черт возьми! Он ведь так ничего и не узнал о жизни Леруа!
В квартире, куда Геваро и Антуан проникли таким экзотическим способом, ничего, проливающего свет на тайну смерти Леруа не обнаружилось. Кроме отодранных в каждой комнате паркетин, все выглядело весьма тривиально. Аскетичная обстановка жилища одинокого пожилого человека… Минимум мебели. Книги…
Геваро у Леруа вел себя спокойно, можно сказать, по-хозяйски… Антуан наблюдал, как он, приблизившись к книжному шкафу, вытащил несколько книг, провел по ним рукой, близко поднес одну из них к глазам, словно хотел проглядеть насквозь, не открывая. Короткий осмотр комнат, пристальные взгляды на пол и потолок и короткая сухая фраза: