Избранный
Шрифт:
девятки. 402 был отличным номером. 804. 224.
Он любил деление на два. Ему не нравились тройки, пятерки, девятки.
Семерка - неплохо, подумал он, останавливаясь перед ее дверью, но только потому,
что две семерки дают четырнадцать.
Тринадцать - просто яд для его существования.
– Ищешь эту девчонку?
Трез развернулся. Прямо по коридору, привалившись к косяку так, будто владел
этим
Король Отморозков. У него были длинные подкрученные усы, мешки под глазами
размером с мешок картошки и вонь "крэка", который тот курил.
– Ты ее сутенер или че?
– человек вытянул шею и почесал яремную вену.
– Почем
она? Свеженькая...
Трез сократил небольшое расстояние между ними, схватил парня за лицо и
запихнул это дерьмо обратно в его логово саморазрушения.
Когда Трез захлопнул за ними дверь, Джон-который-ничего-не-получит принялся
махать руками, словно пытаясь драться - и привет, сосед на диване.
Трез воспользовался свободной рукой, чтобы вытащить пистолет, и навел его на
другого парня.
– Заткнись нахрен.
Наркоман просто поднял ладони и пожал плечами, как будто рукоприкладство и
размахивание глоком было частью его повседневной рутины - и он не собирался
вмешиваться в чье-то дерьмо.
Трез швырнул приставальщика к стене, удерживая ладонь на его лице.
– Ты не подойдешь к ней. А если подойдешь, я заберу все твои наркотики и смою их
в толчок у тебя на глазах. А потом я похищу тебя и вышвырну рядом с районной
больницей в центре, где тебя силой будут удерживать, пока суд не решит, в какой
реабилитационный центр тебя направить. Ты меня слышал? Свяжешься с ней - и я засуну
твою никчемную задницу в систему, и в следующий раз ты увидишь дозу через гребанных
девяносто дней.
В конце концов, таким бесполезно угрожать пистолетом. Они уже нахрен мертвы.
Неет, их надо пытать угрозами вынужденной трезвости.
И нет, Трез не чувствовал себя обязанным помочь этим бесхвостым крысам.
Убивать себя химикатами - право, дарованное Богом обоим видам, и он не заинтересован в
том, чтобы вмешиваться в чью-то зависимость. Однако он был более чем счастлив
использовать любую слабость ради своей выгоды.
Он посмотрел на Диванного Человечка, чтобы убедиться, что этот сукин сын тоже
слушает.
– Я оснастил ее квартиру. Я знаю, где она проводит каждую секунду своего дня, - он
натянуто улыбнулся, пряча клыки.
– Если вы двое или кто-то другой к ней приблизитесь, я
об этом узнаю.
Затем он сосредоточился на том, которого держал, сжимая его лицо так сильно, что
тупые подкрученные усы сошлись с его бровями, как будто у актера перчаточной куклы
случился спазм руки.
https://vk.com/vmrosland
Когда
маску, опухшую и бесформенную, усы изогнулись точно пара сломанных очков.
Трез снова недвусмысленно посмотрел на диван.
– Ага. Не вопрос, - сказал парень, сидевший там.
– Тебя услышали. Она ни для кого.
23
Рано или поздно, когда кто-то промышляет себе на жизнь кражами, однажды он
украдет не у того человека. И Кор совершил эту ошибку на своем двадцать шестом году,
в гуще лесов, в трехсот шестидесяти лохенах от коттеджа, который забросила сначала
его кормилица, а потом, после нескольких уходов и возвращений, и он сам.
Это была работа судьбы в действии, позднее предположил он.
Изначально, когда он в одиночку передвигался в ночи, его внимание привлек запах
говяжьего жаркого. Воистину, он долго искал пропитание, с таким умением и
постоянством оставаясь в тени, что сам уже начал считать себя тенью. Так было
лучше всего. Взгляды других глаз, упавшие на него, никогда не заканчивались хорошо.
По правде говоря, до перехода у него была надежда, что его дефект магическим
образом исправится. Что каким-то образом изменение исправит расщелину в его верхней
губе, как будто процессу его созревания требовался этот последний рывок, прежде чем
все придет в норму. К сожалению, нет. Его губы остались прежними, свернувшимися.
Испорченными.
Уродливыми.
Так что да, мудрее всего было оставаться в тени, и сейчас, скрываясь за
толстым стволом дуба, он смотрел на свет огня вдалеке как на потенциальную пищу или
источник припасов.
Вокруг потрескивающего пламени он видел людей - мужчин - и они пировали в
подрагивающем оранжевом свете. Вдалеке были привязаны лошади.
Огонь был огромен. Они, очевидно, не беспокоились, что их обнаружат - и это
наводило на мысль о том, что они воины, и скорее всего, вооружены до зубов. Они также