Издалека (Ралион 4)
Шрифт:
Он хотел было спросить Пятого, откуда тот взял диковинную управляемую птицу, да забыл.
VI
Выпускные экзамены дались Унэну с некоторым трудом.
Шутка ли: его, непревзойдённого знатока «пьяных» стилей, едва не победили! И кто — один из выпускников, пусть даже и лучший — на показательном бою! Когда монах осознал, что вот–вот вызовет на лицах нечто больше, нежели недоумение, то очнулся и смог выйти победителем.
Со стороны это наверняка смотрелось, как новый хитроумный приём, но на самом деле ноги плохо слушались монаха. Причём не так, как положено при опьянении — священном состоянии, когда отягощённое мыслями сознание не мешает телу двигаться. Нет, он чувствовал себя глубоким стариком, и движения давались с невероятным трудом.
Получив должную порцию аплодисментов от восторженных зрителей (помимо собственно послушников и студентов, которые обучались лишь части дисциплин, поглазеть на экзамены приходило огромное множество самого разного люда), Унэн едва не споткнулся о собственные ноги, и подумал, что на досуге надо будет создать новый стиль.
Скажем, стиль «настоятель–паралитик». Что–нибудь в таком духе.
Однако всё кончается, хвала богам, и Айзала, вместе с другими, не менее известными учителями и наставниками обоих монастырей пригласила его на традиционный пир. Триада не одобряла (в отличие от Унэна) пышных торжеств… но эти были как нельзя более уместны. Помимо двадцати новообращённых, впервые одевших сегодня заслуженную оранжево–жёлтую рясу, серебристо–зелёный венок–змейку Триады заработали более трёх десятков представительниц прекрасного пола.
Жрецов–мужчин у Триады никогда не было.
Так что есть основания гордиться: успех одного Учения привлекал внимание и к другому. Как нельзя кстати — подтверждая тем самым правило, что самые различные верования и мировоззрения могут прекрасно уживаться.
…Монах отправился на покой далеко за полночь — спев немало песен, станцевав множество танцев и… Да всё равно, словами этого не передать… не зря подобное устраивается лишь раз в году.
Под самое утро — утро того дня, когда Унэн твёрдо решил отправиться куда–нибудь отдохнуть — ему приснился сон, чёткий и незабываемый. По сравнению с ним иные картины обыденного мира сами показались бы мимолётными сновидениями.
Это, несомненно, были торговые ряды. Впрочем, ряды — это слабо сказано. Правильнее звучало бы так: это был Храм Книги. Если предположить, конечно, что подобный Храм существует.
Унэн стоял в центре огромной комнаты, напоминавшей своим устройством амфитеатр. Украшенный диковинным орнаментом пол, высокие окна, сквозь красочные витражи которых внутрь лилось разноцветное освещение. И книги: повсюду, повсюду, повсюду. На стеллажах и стендах, в сундуках и коробках, новые и древние, все в прекрасном состоянии, простенькие и богато украшенные — в этой комнате было на что посмотреть!
И подобных помещений было множество! Высокие арки вели в другие залы; там, в причудливом мозаичном свете, взору представали сокровища мысли. В прежних снах монаху не удавалось увидеть столько подробностей. Здесь же он взял одну из книг — жаль, что язык незнаком — и с любопытством принялся листать, разглядывая искусно созданные иллюстрации — множество впечатляющих батальных сцен.
Он услышал голоса — совсем неподалёку. Аккуратно водрузив книгу на место (хорошие манеры не стоит забывать даже во сне), монах бесшумно покинул помещение, и, стараясь держаться у стен, направился туда, откуда доносились звуки.
Они стояли втроём посередине одной из соседних комнат. Трое людей, изумлённо воззрившиеся на монаха. Унэн мельком осмотрел себя — нет, истинный облик его по–прежнему скрыт… хотя кто знает, что видят эти трое?
Сами они тоже представляли собой необычное зрелище. Начать с того, что у всех у них, судя по всему, было одно и то же лицо. Правда, один был худощав и не переставал вертеть в руках небольшую, украшенную сверкающими камнями арфу; другой, со множеством шрамов на лице и в одежде, перепачканной бурым, при виде Унэна положил ладонь на рукоять меча; третий, широкоплечий великан, упёр руки в бока и оценивающе посмотрел на пришельца.
— Где я? — услышал Унэн свой собственный голос.
Трое переглянулись.
— Ну наконец–то, — произнёс человек со шрамами. — Мы уж думали, что никого более не встретим.
Не понимает он его, что ли? Хотя постойте: сам–то Унэн прекрасно понимает, что произносит незнакомец! Впрочем, во снах всякое бывает.
— Иди–ка сюда, приятель, — поманил его пальцем широкоплечий. Он возвышался над Унэном по меньшей мере на две головы. — Ты видел её?
— Кого? — не понял монах, и неожиданно его озарило. — Кни…
— Тс–с–с! — перебил его музыкант. — Не вслух. Ты угадал. Ну так что, ты её видел?
Интересно, подумал монах, подходя совсем близко, что за книгу они имеют в виду? Не ту ли самую? Сказать, что видел, что ли? А ну как это их разозлит?
Что это с тобой? — удивился крайне редко просыпавшийся внутренний голос. Ты стал бояться чего–то, что видишь во сне?
— Не знаю, о какой именно к… идёт речь, — монах вовремя спохватился, — но одну, весьма любопытную, видеть довелось. Правда, не здесь.
Он переводил взгляд с лица на лицо. Все три одинаковые, не считая небольших различий в размере. Чьё же это лицо? — монах не мог вспомнить. Однако чувствовал, что знание скрыто совсем рядом.
— Ты её читал? — задал вопрос человек со шрамами. В голосе его звучал испуг.
— Только начал, — признался монах. — До недавнего времени она не желала повторно открываться.
Трое переглянулись.
— Она, — произнёс музыкант обречённо. — Он снова вспомнил о ней. Продолжим поиски — она должна быть где–то здесь!
Трое моментально потеряли интерес к монаху и рассыпались по комнате. Судя по состоянию соседних помещений, там уже успели поискать. Книги были свалены беспорядочной грудой. Дикость какая–то, возмутился про себя Унэн.
— Вижу! — воскликнул великан и указал куда–то под потолок.
Все, включая Унэна, подбежали к нему. Проследив взглядом за указующим пальцем, монах увидел ту самую книгу. Как туда добираются — по воздуху, что ли?
— Иди, возьми её, — музыкант легонько ткнул монаха локтем в бок. Он же совсем настоящий, подумал монах с удивлением. Сон ли это?