Издалека
Шрифт:
Хвала судьбе, книга не пострадала.
Однако слова вновь «схватились», теперь их не удалить. Присмотревшись, Норруан понял, что и на этот раз таинственному монаху удалось улизнуть.
Когда он повернулся к вороне, на лице его выражалось удовольствие: удовольствие от того, что он имел дело с достойным противником. Ну что же! Посмотрим, что будет дальше!
– Надеюсь, что на третий раз я буду осмотрительнее, – подмигнул он Морни, и соткавшееся из воздуха позолоченное перо легло в его руку. – Я готов.
Так он просидел долго, очень долго.
Унэн просидел у
Время тянулось невыносимо медленно.
Похоже, что здесь («в анектас», уточнил внутренний голос), в коридоре, он был в относительной безопасности. За любой же из дверей – скорее всего, нет. Откуда была такая уверенность, монах не знал, но давно уже привык во всём полагаться на интуицию.
Что тогда? Выхода всего два. Остаться здесь, ожидая неведомо чего или же уйти в портал на противоположном конце коридора.
Из чего следует, что следующий посетитель появится здесь раньше, чем выросший на полу пыльный ковёр станет вдвое толще?
Ни из чего.
Но сидеть в этом невыносимо «молчаливом» коридоре становилось непередаваемо тяжело. Ясно теперь, отчего так нервничал Шассим.
И Унэн, глубоко вздохнув, совершил безрассудный поступок.
Быстро подбежал к матово-чёрной стене, замер – всего лишь на мгновение – и шагнул внутрь.
И чувство опасности, до сих пор проявлявшее себя не очень сильно, завопило во всю глотку.
VIII
«Опасно! Опасно!» – отдавалось громким эхом в голове у Унэна, и монах замер, стараясь не думать, не двигаться, ничего не предпринимать.
Там, где он возник, не было стен и потолка. Был только пол. Ярко освещённый, он простирался во все стороны, сколько хватало взгляда. Тончайшие узоры, красивые и постоянно меняющиеся, двигались по поверхности пола – петли и дуги, причудливые силуэты и картинки, словно созданные детской рукой: карикатурные рожицы, плоский, условный мир. Монах медленно поворачивал голову, стараясь не дышать.
Но не только по полу вились узоры. В воздухе была разлита едва уловимая, приятная для слуха мелодия. В ней сплетались многие инструменты – слышался и деревянный свист флейты, и печальные звуки скрипки, и медный, уверенный голос трубы. Музыка двигалась так же непредсказуемо, как и узоры по полу: в такт мыслям неведомого дирижёра, ничего не знавшего о том, что в зрительном зале появился слушатель.
Монах сделал шаг вперёд (отчего новые призывы к осторожности сотрясли его сознание) и заметил, что шагах в ста от него с пола поднялась сидевшая на нём фигурка. Фигурка была человекообразной, ниже него, Унэна, ростом и какой-то нескладной. Пол, хоть и светился, ничего не освещал; ни лица существа, ни его намерений понять было невозможно. Монах оглянулся. Там, где он находился секунду назад, на полу остался угольно-чёрный след. Постепенно и он включился в общий хоровод пляшущих образов, растёкся, растаял. Ощущение было неприятное – словно он, Унэн, прошёлся грязными ногами по чистейшему ковру. Не осерчают ли хозяева?
Монах сделал ещё один шаг, но фигурка подняла руку, указывая в его сторону, и настоятель счёл за лучшее остановиться.
– Что тебе нужно? – спросили монаха. Странным был этот голос. Он походил на сотни, тысячи голосов, одновременно произносящих одни и те же звуки. Исходил же он как бы сразу отовсюду. Правда, Унэну показалось, что челюсть стоявшего напротив шевельнулась.
Хорошо ещё, что чувство опасности немедленно заткнулось. В голове образовалась блаженная тишина. Что бы такого сказать? Действительно, что он, Сунь Унэн, хочет в настоящий момент?
– Я хочу вернуться домой, – произнёс Унэн и спохватился: а что он, собственно, имеет в виду под «домой»? Впрочем, сказанного не воротишь.
Голос рассмеялся. Устало звучал этот смех – словно принадлежал он мудрецу, которого оторвали от важных раздумий. Фигурка сделала шаг вперёд.
– Что ты предложишь взамен? – спросили Унэна неожиданно. Где-то я видел это, лихорадочно вспоминал монах. Или слышал о таком. Причём слышал что-то очень неприятное… Что бы ему предложить? Золото? «Не вздумай!» – возмутился внутренний голос, и монах от души посоветовал непрошеному советчику оставить его в покое. Тоже мне благословение, – что чувство опасности, что этот внутренний голос! Надо будет научиться глушить их. Итак, что можно предложить?
Неожиданно на Унэна накатило. Усилием воли он заставил себя не обращать внимания на «голоса» и, улыбнувшись, провёл рукой по тщательно выбритой голове.
– Я могу прочесть проповедь, – заявил он.
Существо удивлённо вздохнуло. Наступила тишина, во время которой монаху показалось, что голоса, входившие в общий хор, совещаются друг с другом. Узор на полу застыл и пол – весь, от горизонта до горизонта – равномерно осветился. Но лучше монаху от этого не стало.
Потому что существо состояло из непроницаемой черноты. Очертаниями оно походило на медвежонка, вставшего на задние лапы. Лишь два глубоко посаженных внимательных глаза смотрели из человекообразного сгустка мрака. Чем дольше Унэн смотрел в эти глаза, тем больше сожалел, что не рискнул взамен потягаться силами с таинственным «биографом».
– Мы слушаем тебя, – донёсся ответ и пол потускнел.
Ну что же, назвался груздем…
Унэн уселся на пол поудобнее (фигурка не шевельнулась, продолжая – по-видимому – пристально смотреть на него) и начал. Вскоре он уже забыл и про бескрайние просторы вокруг, и про зловещий силуэт напротив (кажется, он назывался как-то на «м»). Обстановка была не напряжённее, чем посреди торговых рядов какого-нибудь мелкого городка.
Мозаика ожила под ногами и замерцала, образуя моментально пропадающие узоры; казалось порой, что складываются узоры в слова, но уловить их было невозможно.
Норруан долго сидел, но ничего не случалось.
– Умён! – произнёс он, в конце концов, и оглянулся. Ворона терпеливо ждала, хотя была уже чудовищно голодна. – Я был бы не прочь познакомиться с ним. Должно быть, незаурядный человек.
– Мне казалось, что ты… – ворона замолчала.
Норруан засмеялся и пальцем поманил её к себе на плечо. Морни послушно перелетела.
– По крайней мере, он не похож на призрак, как живущие за пределами замка, – пояснил он, закрывая книгу. – Ну да ладно. Пора ужинать. Я человек терпеливый… и мне кажется, что мы с ним ещё встретимся.
Конец ознакомительного фрагмента.