Издалека
Шрифт:
– Вот оно как, – подивился монах и, привычно прикоснувшись к пострадавшему пальцу, залечил его несложным заклинанием.
И спохватился, поражённый. Магия действует! Это значит… монах лихорадочно думал, вспоминая теории Ралиона о природе магии, и её ограничениях. Это значит… нет, непонятно. Это, вне всякого сомнения, не Ралион: звёздное небо не то. Судя по ощущениям, он над землёй. Порталы, ведущие на иные обитаемые планеты (в существовании которых многие учёные Ралиона не сомневались) пока неизвестны.
Тогда что это? Или – где это? Монах ущипнул себя, пару раз уколол остриём метательной звезды. Не получалось: он не просыпался. Правда, если он проснётся там же, у себя в комнате, перед тем, как его отправят набираться сил… Гм.
Он осторожно подкрался к ближайшей щели-окну (слева и справа были арки, ведущие в соседние комнаты) и выглянул наружу.
Лунная ночь. Впрочем, это можно было понять и раньше, по узким полосам призрачного света, сочившегося из разбитых окон. Ох и огромная же у них луна… Да ещё красноватая какая-то! Так, понятно, это заведомо не Ралион. Виднелась необъятная водная поверхность, спокойная, с «дорожкой к счастью», упирающейся в горизонт.
Неужели его вновь перебросило в новый мир? Монаху стало нехорошо. Спустя несколько секунд он отверг это ужасное предположение. Когда неведомая сила, отчасти по воле, но, главным образом, вследствие деяний его легендарного предка, выбрасывала Унэна в новый мир, ещё не озарённый светом Учения, он прибывал туда безо всего. Налегке. Имея только память обо всех… ну, так скажем, имея возможность вспомнить почти всё о своих предыдущих воплощениях. Кому-то это может показаться величайшим благом.
Так что Ралион ещё нуждается в нём, во что бы там ни играли с ним боги. Монах помянул недобрым словом Гвайю-Вестницу, которая считалась образцом обязательности среди богов. Теперь уже нет, подумал Унэн с мстительной радостью. Вот уж я расскажу об этом… если выберусь отсюда. Непременно расскажу. Никогда в жизни не делал ничего худого этому культу! Не шутил над её верующими – почти все они были флоссами, а флоссов монах уважал. Чем-то они походили на его народ – и похожие, и отличные от прочих обитателей; представляющиеся совсем не теми, кем являются; сумевшие прикоснуться к источнику мудрости, что выше возможностей всех смертных, вместе взятых, исчерпать его.
Правда, рассказав об этом происшествии, он невольно навредит флоссам… Ну ладно, великодушно решил монах. Эту тайну, любезная Вестница, мы оставим между нами.
Монах осторожно пробрался к арке, ведущей в соседний зал – прежде, чем покинуть это сумрачное книгохранилище, надо попытаться понять хоть что-нибудь об этом месте. Вряд ли монаху доведётся часто бывать здесь… так что, чем больше впечатлений, тем лучше.
Под потолком зала по ту сторону арки тускло светились огромные – метра два в поперечнике – жёлтые прозрачные шары, а под ними бесшумно выписывали спирали ночные бабочки. Зрелище было вполне мирным. Монах несколько успокоился – не каждый день за дверью обнаруживаешь место, где побывал во сне.
Монах бесшумно прошёл под аркой и замер, прислушиваясь к ощущениям.
Он вспомнил про трёх людей, из давешнего сновидения. Откуда они-то здесь взялись? И кто этот загадочный «он», которого они упоминали? Не иначе, всё это относится в книге, ныне запертой в шкафу. Если, конечно, он потерял ключ при падении, а не забыл где-нибудь в кабинете. Страшно подумать, что может случиться в последнем случае…
Зря я взялся читать её, вздохнул монах. Права Айзала, неприятности необычайно легко находят меня.
Он долго стоял не шевелясь, пока не услышал шаги. Откуда-то неподалёку; издававший эти звуки двигался медленно и не очень-то старался скрыть своё присутствие.
Унэн вздрогнул и на всякий случай вооружился онглиром. На совершенно неизвестной земле лучше ожидать самого неприятного.
Норруан помедлил и открыл книгу.
Изнутри повеяло временем. Слежавшимся, застрявшим среди страниц и высохшим. Норруану приходилось и прежде читать древние манускрипты – в его собственной библиотеке, здесь, в Моррон, таких было немало. Норруан смахнул пыль с листа (ворона поспешила отпрыгнуть подальше) и лист тут же с треском разорвался.
– Ай-яй-яй, – прошептал Норруан недовольно. Как-то он забыл, что бумаге полагается ветшать. Ну да ладно… ничего особенного. Сейчас склеим. На столе возникли бутылочки, кисточки, разный переплётный материал и Морни с удивлением воззрилась на всё это.
– Не проще ли приказать бумаге срастись?
Норруан вздохнул.
– Если никогда не шевелить пальцами, то в один прекрасный день обнаружишь, что ни на что уже не годен. Видел я магов, которые абсолютно всё пытались делать заклинаниями.
– И что же? – ворона сама была магом и подпрыгнула поближе. Собеседник заглянул ей в глаза и долго не отводил взгляда.
– Магия капризна, – пожал он плечами. – Она может усиливаться и ослабевать, исчезать и менять свою природу. Один из таких «великих магов» неожиданно обнаружил, что своё существование он продлевает исключительно магическим путём, а его настоящее тело давно состарилось и умерло.
Ворона приподняла крылья, выражая недоверие.
– До такой степени не замечать, что с тобой творится? – выразила она то же самое на словах.
Норруан наложил пропитанную клейким составом тонкую полоску прозрачной бумаги поверх разрыва и осторожно пригладил. Подул, чтобы клей быстрее высыхал. Спустя полминуты страница была… не как новенькая, конечно, но во, всяком случае, целая.
– Маги бывают разные, – ответил он, наконец. – В Зивире я могу многое, – он положил ладонь на страницу, – но именно поэтому пользуюсь своими талантами крайне осторожно. А в… – он запнулся и запрокинул голову, словно фраза только что выскочила из головы.