Издалека
Шрифт:
Ворота осветились изнутри, и наружу вышел Гость – худощавый, светловолосый, одетый в лёгкую походную одежду. Он поднял голову и взглянул в нависшие над ним небеса. Помедлил и решительно перешагнул зыбкую границу, разделяющую миры.
Аймвери успел заметить красивый осенний пейзаж по ту сторону Ворот и яркое синее небо. Видение тут же исчезло. Ворота с треском испарились и ураган немедленно прекратился.
Гость с удивлением и любопытством рассматривал человечка. Тот, в свою очередь, испытующе смотрел в глаза пришельца. В конце концов, кивнул
– Добро пожаловать в Зивир, Гость.
– Fainazu ku'Zivir, Nahwer, – услышал Гость и, помедлив, принял амулет – изящный золотой листик на тонкой, но прочной цепочке. Он надел его на шею и, когда Аймвери повторил приветствие, все слова его стали понятны.
– Я представлял его иначе, – отозвался Гость. Да он совсем молод, удивился Аймвери. Ему ещё и сорока нет. Ну что же, возможно, это к лучшему.
– Если твоя миссия удастся, Зивир станет прекраснее прежнего, – и Аймвери указал рукой на гордо сияющую Иглу. – Хотя и сейчас у нас есть, на что посмотреть.
– Идём, – добавил человечек и осторожно потянул пришельца за рукав. – Оставаться здесь небезопасно. Того и гляди, нас…
Между вершинами Вилки проскочила разветвлённая фиолетовая молния и притихший было ветер вновь коснулся пыльной ладонью их лиц.
– Уже, – шепнул Аймвери и указал в сторону Реки. – Быстрее же. Мы в смертельной опасности, Гость.
На лесном наречии «гость» звучало как «Науэр».
– Да, – отозвался целитель и встряхнулся, – впечатляюще. Должно быть, это сильно взбудоражило умы тех, кто не привык к образам.
Он произнёс это после того, как не менее получаса обдумывал услышанную сутру, сидя неподвижно и закрыв глаза. Впрочем, видеть его глаз Унэн не мог, да и занят был: двигаться по неизвестному проходу – дело непростое и опасное. Он извёл уже два светящихся мелка, обозначая условными символами места, где они побывали.
Вопреки мнению Айзалы, он не стал брать с собой менее опытных исследователей. К чему? В случае опасности они – только лишняя обуза, а доведись сражаться – более других рискуют своими жизнями. Их же пара, человек и флосс – была более чем дееспособна в большинстве ситуаций, которые только можно себе вообразить.
Хотя, конечно, непредвиденные случаи потому так и зовутся, что предугадать их невозможно.
Унэн лишь пожал плечами в ответ. Впереди показался тупик, и сейчас предстояло либо возвращаться – двумя километрами ранее было ответвление прохода – либо проникать за скрытую дверь, если таковая объявится.
– Как же ты тогда определяешь разум? – спросил Шассим и Унэн в который раз подивился его способности быстро менять тему беседы.
– Как способность задаваться вопросом о смысле существования, – ответил он после некоторого раздумья. На самом деле монах несколько покривил душой, поскольку полагал, что только боги и другие над-разумные существа могут дать определение разуму. Как рыбе осознать, что её пруд – далеко не весь мир? Пожалуй, что никак.
– Интересно, – отозвался целитель. – По моему мнению, разум определяется скорее способностью создавать и использовать знаковые системы.
– Тогда выходит, что муравьи тоже разумны. И пчёлы, и бог весть кто ещё.
– В какой-то мере – несомненно, – подтвердил Шассим. – Ты же знаешь, что с точки зрения Ордена весь Ралион – единая разумная система. Мы – лишь малая её часть.
Унэн не стал уточнять, что такое «мы». Он подошёл поближе к тупику и осторожно уселся, не снимая с себя планку-насест. Нагрузка в виде восьмикилограммового флосса не повредит. Учитывая, что в монастыре жизнь, конечно, далеко не сидячая, но уж больно однообразная.
В смысле удручающего постоянства распорядка.
– Ну что же, меня это не задевает, – Унэн уселся поудобнее и уставился на стену, преграждающую им путь. – Это, как говорили мне наставники, лишь одна из тысячи граней, определяющих сущность. Кое-кто считает, что разум – это то, что позволяет оперировать отвлечёнными понятиями. Среди Ольтов популярно мнение, что разум – способность к созидательной деятельности. И многие другие мнения. Окончательного определения, по моему мнению, вообще быть не может, а все частные более или менее хороши.
– Однако, когда мы сталкиваемся с новым проявлением разума, зачастую требуются огромные усилия, чтобы признать – как ты говоришь? – новую грань.
– Вероятно, поэтому не следует считать, что есть какой-либо способ определить, является ли данное существо разумным. Не то участью большинства станет жизнь в клетках. И то в лучшем случае.
Целитель некоторое время молчал.
– Боюсь, что ты прав, – изрёк он, в конце концов. На том беседа временно прекратилась.
Ибо заставить говорить Флосса, у которого нет желания вести разговор, немногим проще, чем научить камни разговаривать.
– Тысяча граней, – произнёс Норруан неведомо откуда пришедшие на ум слова. Обратил свой взор на северо-восток. Там красовались лёгкие белые облака… и где-то в том же направлении только что открылись Ворота, пропуская пришельца из иного мира.
Над которым не властна здешняя магия. Что, в общем, не очень страшно: то, что ходит, дышит и ест, можно уничтожить. Однако Норруан был не в состоянии почувствовать, где в данный момент находится Гость и тем более прочесть его намерения.
В данный момент в этом не было необходимости. Поскольку рядом с Гостем был хвастливый коротышка Аймвери, который утверждал, что Норруан не сможет проникнуть в Лес и остаться в живых. Надо будет как-нибудь его разочаровать.
Норруан нахмурился… и рассмеялся. Оба они, и Науэр, и Аймвери, привлекли к себе внимание обитателя Вилки. Ну что же, возможно, что у него, Норруана, вскоре появится некоторая передышка до появления очередного Гостя.
А к тому времени ещё часть Зивира уйдёт в небытие… и сократится тот срок, что ему суждено провести здесь, в угасающем мире. Исполняя неведомо чью волю.