Издранное, или Книга для тех, кто не любит читать
Шрифт:
Джуравский стал всем говорить, что он последние полгода только и делал, что проживал в этой квартире с отцом, но ему не поверили ни домоуправ, ни многодетные Ахеевы, живущие в этом доме и рассчитывающие на получение квартиры для своего женившегося сына, ни жилец этого же дома Акрономов, желавший получить эту квартиру, чтобы вместе со своей однокомнатной квартирой разменять эту квартиру на двухкомнатную в центре города Саратова, в котором, как вы понимаете, все и происходило, ни Александр Робертович Лукошко, проживавший совсем
В общем, слишком много людей было заинтересовано в том, чтобы не верить Джуравскому.
Тогда он, воспользовавшись ключом от квартиры, который у него был, вселился в квартиру с тем, чтобы прожить полгода и получить ее на законном основании.
Но его хитрость была разгадана.
— Здравствуйте! — говорил он по утрам, выходя из квартиры на работу, говорил всем, кого встречал. Но ему не отвечали ни заинтересованные лица, ни прочие жильцы дома, наученные домоуправом сопротивляться махинатору.
С Джуравским не здоровались. Его как бы не видели.
Он, не будь дурак, перед тем, как войти в квартиру, дожидался кого-нибудь из соседей и говорил:
— Вот, вхожу в квартиру, живу здесь. Будьте свидетелем.
Но соседи, опустив глаза, молча проходили мимо.
Он затащил к себе алкоголика из второго подъезда Диму Манаева, пил с ним весь вечер и всю ночь, утром Дима уполз, через день Джуравский спросил его:
— Как тебе у меня понравилось? Заходи еще.
Дима, несмотря на нестерпимую жажду, сказал, сглотнув сухую слюну:
— Я вас не знаю, гражданин, вы здесь не живете.
И быстро-быстро побежал к домоуправу, рассказал о своем поступке и получил от домоуправа один рубль семьдесят две копейки на портвейн армянский «Арарат».
Джуравский живет месяц, другой, милиция его выгнать стесняется, зная, что он сын своего отца и проживает в квартире отца, хоть пока и не прописан, времена, если вы помните, были советские, с огромной массой безобразий, но вот выкинуть, например, кого-то из квартиры на улицу или нанять человечка, чтоб прихлопнули дурачка в темном месте — таких обычаев тогда не бывало. Старались беззаконничать законным образом, легально.
И единственным легальным способом было — доказать факт непроживания Джуравского в этой квартире, что и делалось.
Джуравский пошел на уловки. Специально сломав водопроводный кран, он залил соседей внизу.
Соседи снизу, а именно подполковник в отставке Куйялло, замкнутый, но вспыльчивый прибалт, прибежал весь бледный, Джуравский радостно открыл, заявляя:
— Ну, залил, знаю! Проживая в квартире, не без этого! Живые же люди!
Куйялло
Отчаявшийся Джуравский подловил домоуправа и закричал:
— Живу я здесь или я тебя убью, дядя Миша?!
— В проживании не замечен, — официально ответил домоуправ, наплевав на угрозы Джуравского. За годы своей должности он и не такое слыхал.
Джуравский заплакал.
Он стал жить в квартире молча и тихо — полагаясь на авось.
Но вот как-то встретился в подъезде с молодой женщиной Антониной, одинокой, привлекательной, которую он давно приметил. И сказал ей:
— Здравствуйте, Антонина, вы мне давно нравитесь. Я к вам влечение чувствую в мужском смысле.
— Да и я в женском смысле не прочь, — оглянувшись, шепнула со вздохом Антонина.
— Тогда милости прошу в гости! — воскликнул Джуравский. — Чайку! Шампанского!
— Я с незнакомыми людьми, не проживающими в этом доме, чаю и шампанского не пью! — опомнилась Антонина.
Джуравский обозвал ее.
— Ходят тут всякие! — классически ответила Антонина.
Тогда Джуравский стал пить и дебоширить в квартире и во дворе.
Никто не обращал внимания.
Джуравский по вечерам выходил на балкон и ходил по перилам, как циркач.
Никто не видел этого.
Джуравский кидал в соседей с балкона помидорами — и свежими, и гнилыми.
Они обтирались и шли себе дальше по своим делам.
Прошло полгода.
Преисполнившись мужеством, Джуравский пришел к домоуправу и сказал:
— Ввиду непреложного факта моего проживания в течение полугода в квартире номер восемь моего бывшего, то есть умершего отца, прошу оформить мою прописку согласно правилам.
— В проживании не замечен, — ответил домоуправ так же, как отвечал и раньше.
— Тогда и ты не будешь замечен в проживании, — сказал Джуравский.
И заранее приготовленным ножом зарезал домоуправа.
Вернее, хотел зарезать, но не сумел, домоуправ остался жив и через три месяца вышел из больницы целехонький, только шея дергалась из-за поврежденного сухожилия.
Джуравского посадили в тюрьму на семь лет.
Вот и все.
Вы спросите, где же обещанный счастливый финал?
А вот он: отсидев семь лет в тюрьме, Джуравский, будучи еще крепким и относительно здоровым пятидесятидвухлетним мужчиной, пришел к Антонине, которую не мог забыть и которая все еще жила одна.
Он сказал, что хочет жениться на ней.
Она согласилась — потому что теперь у него было определенное положение — без квартиры. А то была двусмысленность какая-то: и проживает и нельзя считать проживающим. Антонина же терпеть не могла двусмысленности, а еще более — общественного осуждения.