Изгнание беса (сборник)
Шрифт:
Вся эта тирада была выслушана в абсолютном молчании. И молчание еще некоторое время царило после того, как он свою речь завершил. И по мере того, как росла, становясь значимой, тишина в сумеречной гостиной, по тому, как все четверо смотрели не на него, а как будто узрели нечто неожиданное в пространстве, главное же, по тому, как чуть слышно пришмыгнул носом Касим, находящийся где-то слева, стало ясно, что он их снова полностью переиграл. Он их переиграл, как переигрывал уже несколько раз и как, видимо, что бы там ни случилось, будет переигрывать впредь. Он будет переигрывать их всегда, просто потому что он прошел через такие джунгли, каких при всем здешнем опыте они не могут даже вообразить.
Ни
– Мы очень сожалеем, – наконец с чопорной вежливостью повторил мистер Чен.
И опять склонил голову, как бы признавая свою вину.
В результате данный инцидент был предан забвению. Не было никаких сомнений, конечно, что на расследование его теперь будут брошены лучшие силы мистера Чена, что весь Гонконг, а если понадобится, и вся Европа, будут теперь исследованы, обнюханы и перекопаны буквально по сантиметру, что задействованы будут все связи в полиции и криминальных структурах, что виновные будут найдены и понесут заслуженное наказание. Он нисколько не сомневался, что именно так и будет. Только лично к нему это уже не имело ни малейшего отношения.
Лично ему были заданы всего три вопроса. Понимает ли мистер Марголин, что в результате осуществления в полном масштабе предлагаемой им структурно-банковской операции, если только она действительно будет в полном масштабе осуществлена, произойдет не просто некоторое смещение денежных и кредитных потоков из Северо-Американского региона, каковой таким образом несколько девальвируется и обмелеет, но и реальное непредсказуемое истощение всей государственной казначейской системы Соединенных Штатов; доллар через несколько месяцев окажется валютой необеспеченной, следствием чего станут серьезные потрясения на мировых финансовых рынках?
К этому вопросу он был, разумеется, подготовлен и ответил коротко, ясно, стараясь, не вдаваться в долгие рассуждения.
– Согласно нашим расчетам, доллар упадет примерно на десять процентов. Его дальнейшее понижение будет амортизировано резервами евро-азиатских валют. Это еще не крах. Это лишь болезненное, согласен, но все-таки терпимое кровопускание. Ситуация стабилизируется, скорее всего, к концу года.
Второй вопрос звучал так. Понимает ли уважаемый мистер Марголин, что в обвале Северо-Американской кредитной системы обвинят в первую очередь нас? Нетрудно будет установить банки, которые приняли на себя новые финансовые потоки, нетрудно будет вычислить конкретных людей, ответственных за эти не вполне моральные действия. Мировое общественное сознание будет настроено весьма негативно.
Об этой, кстати, вполне реальной опасности он тоже подумал и таким же ясным, гипнотизирующе коротким, энергичным деловым языком объяснил, что в данном случае они выдадут причину за следствие: в первые дни и недели стремительно развивающегося обвала, естественно, никто ничего не поймет, вы же знаете, господа, как это обычно бывает, никому будет ни до чего, все ринутся спасать то, что можно. А когда дым рассеется, по нашим расчетам, примерно месяца через три, выяснится, что это были жесткие, разумеется, но абсолютно неизбежные меры. Мы просто были вынуждены их принять перед лицом всемирной финансовой катастрофы. Мы вовсе не злодеи, господа, мы – спасители. План необходимой промоутерской кампании уже разработан.
И третий вопрос, который голосом, тонким от избыточной вежливости, задал ему мистер Чен, касался гарантий, обеспечивающих первичное продвижение капиталов.
Эту тему он проработал особо.
– Гарантии, господа, я вам привез. Они имеют как частное, так и частично государственное страхование. В систему войдут три уральских банка, о которых мы с вами уже говорили, три банка сибирских и три самых крупных дальневосточных.
Касим, до этого времени державший на коленях четыре кожаных папки, бесшумно вскочил и с легким поклоном вручил по одной каждому из присутствующих.
После чего опять сел и замер.
– Я только вас очень прошу, господа, во-первых не делать с этих документов никаких копий, у каждого они имеются в одном экземпляре, пусть так и будет, а во-вторых, ни в коем случае не переводить их в электронную форму. Вы меня понимаете? Речь идет об успехе нашего общего дела.
Восемь глаз оторвались от просмотра таблиц, заполненных многозначными числами, восемь темных зрачков уставились на него, будто прицеливаясь для выстрела.
На него это, впрочем, никак не подействовало.
Он откинулся в кресле и непринужденно положил ногу на ногу.
Настроение у него было отличное.
– А теперь, господа, мне нужны такие же гарантии от вас, – сказал он.
Следующее покушение на него было совершено в Москве. Причем, после инцидента в Гонконге, каковы бы ни были настоящие корни этого происшествия: русские, китайские, европейские или, может быть, совершенно иные, он, на всякий случай подстраховавшись и ни слова ни кому не сказав, вылетел на Москву не прямым и потому легко вычисляемым рейсом, как ранее предполагалось, а сначала – зарегистрировавшись лишь в самый последний момент, – на Берлин, где в течение трех часов не без пользы для дела общался со своим немецким партнером, далее из Берлина на Прагу, – и там тоже имела место одна очень перспективная встреча – и только из Праги, опять-таки в последний момент взяв билет и зарегистрировавшись, уже собственно на Москву, дополнительным рейсом, который не был указан ни в одном расписании.
Причем, даже машину в аэропорт Шереметьево, он на этот раз вызвал не через фирму, где о приезде его, согласно распоряжению, никто даже не подозревал, а по особому телефону, номера которого не было ни у кого, подключенному всего месяц назад и хранимому про запас именно для такого случая.
Казалось, сделано было все возможное.
И тем не менее, когда плотная, с тонированными стеклами, внешне ничем не выделяющаяся машина, как бы одна из тех, что тысячами и десятками тысяч ежедневно крутятся по столице, мигнув поворотами, въехала в неприметный кривой переулочек, ведущий к зданию фирмы, и, слегка снизив скорость, начала метр за метром одолевать довольно-таки крутой подъем, его вдруг опять прошибло сперва холодом, а потом липкой испариной, и он, точно так же, как недавно в Гонконге, выдавил сквозь перехваченное судорожным волнением горло:
– Гони!..
Хорошо еще, что Мише, шоферу, не требовался перевод на русский. Миша, который работал у него уже третий год, вообще неплохо соображал, опыт вождения приобрел еще в армии, где намотал приличный километраж, видел всякое, попадал на своем «драндулете» в самые разные переделки, реакцию на такие дела имел просто отличную, и поступил, вероятно, так, как и следовало в данной ситуации поступить: не погнал машину вверх по горбатой улице, где необходимую для отрыва скорость все равно развить было нельзя, и не притормозил, разумеется, что было бы для них и вовсе губительно, а мгновенно вывернул руль, проехав буквально на двух колесах, вдавил гудок, чтобы, по крайней мере, ударить нападавших по нервам, отжал газ, по птичьи выставил локти и, едва не задев женщину, как раз в этот момент ступившую на мостовую, бросил машину в узкую щель между домами.