Изгнанник вечности (полная версия)
Шрифт:
— И чем же у вас занимаются, сидя по домам?
Северянка поморщилась, и лицо ее стало злым.
— Ждут, когда наконец издохнут! — и, помолчав, добавила чуть мягче: — Собирают друг о друге сплетни, шьют, вяжут, вышивают и вообще мастерят всякую никому не нужную чепуху, чтобы убить время. Кормят и обстирывают наших… — Фьел-Лоэра устремила взгляд куда-то в потолок и почти закричала: — бесподобных пупов земли! Вытирают сопли и ж-ж-ж… задницы отпрыскам этих пупов. Ну а кроме функции прислуги, украшают себя и остальную мебель в доме. Хочешь так жить, м? Южанка? Хочешь? Брось своего хромого, выйди за моего братика!
Ормона
— Ты пробовала говорить с Эт-Алмизаром? Что думает он обо всем этом?
— Эт-Алмизар! — передразнивая, болезненно покривилась Фьел-Лоэра. — А есть ли ему до того дело, до всех этих соплей и пеленок?
— Я не о пеленках и не о мебели… К слову, а почему ты не родишь? Как я поняла, других способностей у тебя не имеется… Во всяком случае, ты обрела бы какую-то, не самую нелепую в этой жизни цель…
Северянка в ярости ударила рукой по столу и в пьяном запале не почувствовала боли:
— Чтобы появился третий, нужно обоюдное желание двоих! Как будто тебе неизвестен этот древний постулат! И даже если бы он был согласен, я не пошла бы на это только для того, чтобы, видите ли, скрасить свои серые будни. Тебе легко говорить, у тебя здесь все замечательно…
Ормона провела ладонью над салфеткой, и та обратилась в иллюзорную бабочку. Позволив полюбоваться своими крылышками сверху, мотылек сложил их над стройным туловом, привстал на тонких лапках и завертел усиками.
— «Куарт», — глухо заговорила Ормона, пристально глядя в зеленоватые глаза собеседницы, — приводят в этот мир не для того, чтобы потешить чье-то самолюбие, скрасить серые будни, увеличить численность населения и рабов для государства, а также не затем, чтобы обеспечить себе «опору в старости». Если твоя цель — одна из этих, лучше забудь. Учитель ведет за собой тринадцать не для увеселительного пикничка, а женщина приводит сюда «куарт» не для того, что я перечислила.
Она ухватила двумя пальцами узорчатые крылья и подняла насекомое. Фьел-Лоэра молча переводила взгляд с нее на бабочку.
— Приведенный «куарт» — это ясная и определенная цель двоих попутчиков, это одно из незыблемых условий твоего собственного Восхождения. В мир приходит мотылек, и сначала о нем мало кто знает, потому что почти все утратили способность видеть неявное. Постепенно там, внутри, он превращается в гусеницу, живя одновременно на двух планах. Когда рождается гусеница, мотылек прячется внутри нее и ничем себя не проявляет до поры до времени. Гусеница ест, спит и растет, постепенно обращаясь в куколку, а что лет в пятнадцать-шестнадцать выползет из этой куколки, это половина на половину: смотря что за «куарт» живет в ней, и смотря что сумели дать этой гусенице и куколке окружающие, в том числе — попутчики, ее родители. Это тоже ученик, но только твой, твой собственный, которым ты сможешь гордиться… или… или которого станешь стыдиться. Но важно привести в этот мир не лишь бы кого,
— Я помню всё это, — холодно ответила Фьел-Лоэра. — До нынешнего воплощения я всегда жила на Оритане. Поэтому даже сейчас, среди этих вырожденцев, я забыла не все. Но, знаешь, хочу забыть! Хочу, потому что понимать, что ты утратила все, все свои возможности, свою волю, свою свободу — это невыносимо…
Ормона жестом фокусника взмахнула рукой и отбросила салфетку на столешницу.
— Ты жила тогда в Эйсетти?
— Да.
— И как тебя звали?
— Эфимелора.
— Ты… — будто пораженная молнией, Ормона онемела, уставившись на Фьел-Лоэру, и та кивнула:
— Я всегда была матерью Саэти, попутчицы Коорэ, который был сыном и учеником вашего знаменитого красавчика-Ала. Можно подумать! Какие мы были высокородные и пафосные, а-ха-ха-ха-ха!
Одним глотком допив снова налитое вино, северянка хихикнула:
— А теперь… а теперь это всё — пы-х-х-х! Дым! Мой попутчик Паорэс живет или жил где-то там, у вас, а я… вот. Так что всё это — пустота и бессмысленность, ори Ормона. И наши с тобой народы скоро довершат начатое тем проклятым астероидом. Всё дым! Всё дым!
Ормона откинулась на спинку стула и судорожно соображала. Эфимелора, Эфимелора, сестра по несчастью… Она была лучшей певицей Оритана! Ей поклонялся весь мир, а теперь она тихо, как созидатель Кронрэй, спивается в этом мерзостном уголке Земли, не видя выхода и опустив руки. Вся их трагедия в том, что они приходят сделать этот скотский мир лучше, а скотский мир плюет на них… Даже «куарт» ее изменился до неузнаваемости…
Что же делать? Не похищать же ее! Но нельзя оставлять Помнящую здесь, окруженной сволочами, в городе, где… Или же пусть идет как идет? Недаром ведь Паском так часто призывает ее не сопротивляться естественному ходу событий, не пробивать стену лбом, а тихо и терпеливо прогибать эту стену под себя. Они вернутся сюда хозяевами, и Фьел-Лоэра будет с ними. Она еще успеет передать чашу мудрости своей дочери!
Тем временем, повторно захмелев, северянка устала бороться с алкогольным отравлением — она прикорнула, опершись локтем на стол.
Спустя четверть часа Ормона тихо вышла из спальни, куда отвела недавнюю собутыльницу, и свистнула к себе волка:
— Веди к хозяину!
Пес, будто понял приказ — повел ее по коридору. Неожиданно одна из дверей открылась, оттуда стремительно высунулся Ко-Этл, охватил гостью за плечи и затащил в кабинет.
— Я не хочу, чтобы вы уезжали! — шептал он под портретом диктатора, а она опять через силу терпела его настырные поцелуи. — Я не могу представить, что вот вас нет рядом, и все опять вернулось в унылую колею, вчера как сегодня, завтра как вчера… Останьтесь, умоляю вас, еще на ночь! На одну эту ночь, Ормона!
— Хорошо, хорошо! — она с трудом удержала его руки, застегнула все, что Ко-Этл успел расстегнуть, и указала на портрет: — Но, прошу вас, только не здесь!
Безумец подхватил ее и на руках унес в свою спальню.
— Вам интересно, что там с вашей сестрой?
— Нет, — он увлеченно распутывал плетение на ее корсаже. — Спит же, наверное? Пусть об этом теперь беспокоится ее муж, мне надоело.
— Экие вы молодцы! — хлопнув в ладоши, восхитилась Ормона, покуда Ко-Этл в немом обожании любовался ее грудью.