Изгнанник вечности (полная версия)
Шрифт:
Оказавшись в одиночестве, Ормона тщательно исследовала и ощупала каждый уголок своей комнаты. Она едва не вздрогнула, резко отдернув руку от карниза, когда в дверь постучали.
— Атме Ормона! — послышался немощный голос тримагестра Солондана. — Откройте, пожалуйста!
Тихо выругавшись, Ормона спрыгнула со стола, поправила узкое и неудобное, словно футляр, платье, которое без корсета женщине с нормальными пропорциями не натянуть никогда в жизни, и открыла старику. Улыбалась она ровно столько, сколько Солондану понадобилось, чтобы войти, а двери — чтобы закрыться. В следующее мгновение после щелчка задвижки улыбка махом соскочила
— Что?
— Как мне поступить с этой особью? — пробурчал тримагестр. — Она орет и мешает мне работать!
— Ну так утопите ее, мне какое дело! — возмутилась Ормона. — Или покормите. В конце концов, кто из нас биолог — вы или я?! Вы что, только за этим сюда и пришли?!
— Нет, — сипло зашептал он, надсаживая связки, — хочу еще спросить, как все прошло?
Она вздохнула:
— Сложно сказать. Все оказалось так, как я подозревала с самого начала: ушибленные головой педанты с уклоном в снобизм и семейную деспотию. Что у них на уме, понять сложно, и не очень тянет это делать… Но надо. И все же предприятия у них — просто конфетки! — Ормона со сладострастным смаком поцеловала кончики пальцев, словно речь шла не о фабриках и заводах, а ночи огненной любви. — То, чего как раз не хватает у нас в Кула-Ори. А еще у них все грязные работы распределены между автоматами…
— Автоматами?
— Роботами, которые все делают без участия человека. Ах, я бы совсем даже не отказалась от таких игрушечек!
— Превосходно. И что вы намереваетесь делать дальше?
— Изучать обстановку, конечно! Что еще я могу сделать в нашем положении? Я хочу выяснить, как у них с военной техникой, с вооружением, сколько солдат они смогут выставить в случае военного противостояния. И это будет самой сложной задачей, потому что такое, сами понимаете, обычно скрывается от посторонних глаз. Тем более — от глаз потенциального врага… Я должна стать в их понимании другом… и вы, между прочим, тоже. Поэтому поднапрягите свое обаяние, господин тримагестр, охмурите тут пару-тройку вдовушек! — Ормона звонко расхохоталась, заразив своим внезапным весельем даже хмурого ученого, и тот невольно расплылся в улыбке. — Впрочем, — она резко прервала смех, как не бывало, — наседки у этих снобов ничего не решают, поэтому расслабьтесь и просто мило улыбайтесь, что бы они ни говорили.
Тримагестр уселся в кресло.
— А я тут жутко мерзну, — признался он, кутаясь в плед.
— Да, здесь вам не тропики… Но не суть важно. Важно то, что здесь есть всё, что надо нам. Климат, конечно, дрянь, да еще какое-то непонятное излучение — то ли из-под земли, то ли от воды… В пределах допустимого, но я его чувствую, оно сильно фонит и мешает. Я сначала даже подумала, что это какие-то секретные устройства наших белокурых друзей — для прослушки, для экранирования… Но, кажется, они этим не пользуются, во всяком случае, в гостинице… Тут что-то другое, природное. Мерзкое местечко. Хуже всего климат… Но… выбирать не приходится.
— А я ничего такого не замечаю. Да и приборов у меня нет, чтобы измерить.
— О, Солондан, я вам об одном, вы мне о другом…
— Не сердитесь на старика, у вас мозги молодые, резвые, а мне уже пора подумать о следующей инкарнации…
Не слушая его, Ормона выглянула в окно и прошептала:
— Не будь я дочерью провидицы, если этот уродливый город не станет моим в этой жизни — и всех последующих!
Пришел день, когда
— Ты можешь помогать мне здесь, — сказал Паском, когда заметил озабоченность юноши своим будущим.
Фирэ лежал на кровати, разглядывал рубцы и следы от швов на месте только что снятых бинтов и посматривал, как кулаптр разматывает повязки на ноге Сетена. Паском обернулся и поманил его к себе. Юноша подошел.
— Вас нечасто использовали как целителей, — сказал Учитель Ала, — и тебе многое нужно постигнуть в этой профессии.
Тессетен насмешливо смотрел то на одного, то на другого, а потом, перед последним витком, остановил руку Паскома:
— Ему — нашатырь, мне — спирт. Можно наоборот.
Кулаптр молча домотал бинты. Фирэ передернуло: правая нога Сетена будто побывала в мясорубке. От колена до ступни ее покрывали кривые красные рубцы, деформируя ткани. Суставы распухли, а в тех местах, где ставились штифты, багровели незажившие язвы.
— Может, проще ее отрезать? — задумчиво проговорил Тессетен, разглядывавший ногу, словно чужую.
— Лучше подыши нашатырем, — посоветовал Паском, ощупывая его суставы и смазывая язвы неизвестным Фирэ составом. — А нога тебе еще пригодится…
— То есть, кулаптр, вы полагаете, что на этом обрубке каким-то образом можно будет ходить без костылей?
Не дождавшись ответа, Сетен ухватил больную ногу под колено и потянул на себя. Она согнулась лишь чуть-чуть, а Тессетен с подавленным стоном отвалился на подушку и закусил наволочку, чтобы не заорать. Паском молча приставил к его кровати два костыля и перед тем, как уйти, со значительностью поглядел на Фирэ.
Юноша понял этот взгляд. Проработать почти три года под началом Диусоэро и не научиться понимать все с полувзгляда было невозможно.
Он легко пробежался пальцами по всей поврежденной части ноги, стараясь как можно подробнее считывать сведения о ранах. Чем ближе он находился к своему Учителю, тем легче становилось добираться до подзабытых умений.
Фирэ перевел себя в состояние «алеертэо», и оттуда его пациент предстал в виде пучка мощно светящихся пульсирующих, переплетенных между собой нитей. Ток света гнал жизненную энергию в семь участков сущности и там перераспределялся в каждую клеточку тела. Лишь покалеченная конечность казалась умирающей: в нее поступал минимум света, и она, слабо мерцая, гасла.
«Позволь мне лечить тебя», — по традиции целителей обратился Фирэ к «куарт» мужчины.
На физическом уровне Сетен его даже не услышит, но с сутью его юноша договорился и был допущен внутрь больного организма.
Совместив свою здоровую конечность с пораненной ногой пациента, юный кулаптр тяжело, преодолевая сопротивление, стал передавать информацию-слепок в травмированные ткани. Окончательно вымотавшись, вскоре он заметил признаки зарождения матрицы, по алгоритму которой потом станет работать излеченный участок. Полностью убрать увечье, до абсолютного выздоровления, было невозможно, зато Фирэ мог бы теперь время от времени корректировать слабеющие связи и обновлять матрицу: организм Учителя теперь уже воспримет его как своего.