Изгнанник
Шрифт:
Как и у любого хорошего командира, боковое зрение у поварихи было отменным: даже не поворачивая головы, она засекла появление Лёхи.
— И чё надо? — поинтересовалась Хлоя, одной рукой выкручивая ухо поварёнку, едва не опрокинувшему на себя котёл с кипятком, а другой отправляя в кастрюлю щепотку специй.
Лёха усилием подавил раздражение и глухую злобу, требующую рыкнуть как следует, чтобы поставить наглую бабищу на место. Было то влияние демона, или дурных новостей, но последнее дело — срывать гнев на прислуге, не сделавшей
— Мне бы снеди в дорогу, уважаемая старшая повариха, — как мог вежливо ответил Стриж.
Такую породу людей он знал достаточно хорошо: покажи, что уважаешь и ценишь его должность, осознаёшь, что именно на нём держится едва ли не весь мир, и он твой с потрохами. А начнёшь давить — или упрётся так, что хоть насмерть забивай, или затаит злобу и будет гадить при каждом удобном случае.
Использовать таких куда практичней, чем учить уму-жизни.
Грубая лесть подействовала. Хлоя, соизволив повернуть голову, оглядела телохранителя графини с головы до ног, а потом спросила:
— Сколько?
Лёха прикинул, что если не останавливаться в дороге и не задерживаться в охотничьем домике, то туда-обратно можно обернуться за день. У Максимилиано и Ареса есть свои припасы, значит, нет нужды переть с собой лишний груз.
— Двоим на день, — ответил он.
Хлоя поймала за шиворот одного из поварят и толчком направила его к кладовой, сопроводив командой:
— Собери телохранителям её сиятельства поесть дорогу.
Получивший ускорение малец стрелой пронёсся сквозь кухню и исчез за дверью, ухитрившись не расшибить об неё лоб.
— Подожди пока, — распорядилась Хлоя.
Стриж огляделся. Стоять посреди кухни столбом, мешая поварской команде, ему не хотелось, а потому он собрался выйти в сад. Но тут дверь комнаты для дежурной смены прислуги распахнулась и оттуда вышел незнакомый мужик в ливрее. Зато за его спиной Лёха углядел очень даже знакомые рожи.
За грубо сколоченным столом вольготно расселись четверо слуг. Те самые, что рвали глотки, подбадривая барона Губерта в дуэли против Райны.
Скопившиеся внутри раздражение и злость толкнули Стрижа в направлении комнаты. Повариха бросила на него удивлённый взгляд, явно не понимая что телохранитель самой графини забыл в комнате для простой челяди.
Плевать.
Где-то в груди у Лёхи ворочалось нечто хищное и злое, требующее выхода.
Слуги азартно шлёпали по столешнице засаленными картами, прикладываясь к кружкам с пивом. На телохранителя они взглянули мельком и продолжили игру, хохоча и шутливо переругиваясь.
Судя по тому, как они игнорировали визитёра, в местной негласной иерархии этот квартет занимал достаточно значимое положение.
Лёха хмыкнул. Он ещё у ристалища сделал зарубку в памяти как следует начистить рожи этим четверым. В воспитательных целях, чтобы впредь помнили: глотки нужно рвать за своих.
Разве плохо, что заодно и он сорвёт на них дурное настроение?
Нужно лишь сделать всё по уму, чтобы не выглядеть виноватым. Времени на разборки у него нет, а вмешивать Дарана не хотелось.
Пройдя мимо слуг, Стриж взял с подноса серебряный кубок и огляделся в поисках чего-нибудь безалкогольного.
— Э, полуухий, — не отрывая глаз от карт, подал голос один из слуг. — Серебро для благородных…
Лёха плотоядно ухмыльнулся. Борзый. Как раз то, что нужно…
— Навозник, это ты сейчас кого смердом назвал? — неторопливо обернувшись, громко поинтересовался Стриж.
Игра замерла. Слуги положили карты, оценивая соперника и прокручивая в головах возможные последствия драки.
Лёха избавил их от трудностей выбора. Поставив кубок на место, он неторопливо подошёл к столу и, резко ухватив ближайшую кружку, выплеснул пиво в лицо ревнителю правил. После чего врезал этой же кружкой по голове самого здорового слуги.
Глиняная посудина не вынесла такого надругательства, разлетевшись на множество осколков. Череп здоровяка оказался гораздо крепче, но всё равно удара хватило, чтобы слуга с грохотом рухнул на пол.
Сидящий слева парень попытался вскочить, но нарвался на удар локтем в нос и на некоторое время выбыл из драки. Четвёртый слуга оказался проворнее и почти успел встать на ноги, когда ему в солнечное сплетение прилетел кувшин с пивом. Охнув, бедняга упал на четвереньки и отчаянно заперхал, стараясь вдохнуть воздуха.
Здоровяк оказался на диво крепким. Удар, отправивший бы любого другого в нокаут, лишь на краткий миг вывел его из строя. Подскочив, словно подброшенный пружиной, детина кинулся на Стрижа, протягивая руки, чтобы схватить полуухого гада и свернуть в бараний рог.
Увернувшись, Лёха подставил бугаю подножку и, когда верзила полетел носом в пол, добавил ему кулаком по загривку. А потом влепил ногой в промежность парню с расквашенным носом. Тот тоненько взвыл и лёг на пол в позу эмбриона, враз позабыв про пострадавший орган обоняния.
Слуга, из-за которого всё завертелось, наконец проморгался от попавшего в глаза пива. Оценив ситуацию на поле боя, он кинулся прочь, но брошенный Лёхой табурет сшиб беглеца на пол.
— Убью, — прорычал здоровяк, вставая на четвереньки и тряся головой, словно баран после сшибки.
«Силён!», — мысленно похвалил его Стриж, подхватывая второй табурет.
Изделие местных мебельщиков, описав красивую дугу, состыковалось с черепом бугая, наконец отправив его в отключку.
— Всё, всё, пощади! — просипел ушибленный кувшином, держась одной рукой за живот и выставив вторую в умоляющем жесте.
— Сиди и не рыпайся, — грозно прорычал Стриж. — Э, куда?
Окрик предназначался ревнителю правил, пытавшемуся ретироваться на четвереньках.
Догнав его в два шага, Лёха пинком перевернул жертву на спину и задушевно спросил: