Изгой
Шрифт:
Куртка с запашной полой, поперек груди полдюжины витых желтых шнуров с петлями, которые пристегивались на белые пуговицы. Галицкий немного напряг собственную память насчет старинных одеяний – у свитки длинные полы, ниже колен, а тут выше.
– Кафтан, что ли? А пуговицы из олова, без всякой чеканки. Да, рубанули тебя по руке крепко – хоть ты и зажал артерию, перетянув выше локтя руку шнурком, но истек кровью. Не свезло…
С ног стянул сапоги, отметив, что узкие носки чуть загнуты, кожа голенищ мягкая, а подошвы и каблуков более крепкая, в несколько слоев. И тут же не сдержал
– А сапожок, что с правой ноги снял, не простой!
Галицкий держал в руках изрядных размеров клинок с костяной рукоятью. Узкое лезвие ножа, длиной сантиметров в двадцать, и чуть искривленное, отливало смертью. Таким не только пырнуть можно, или резануть – по лицу противника рубануть легко – врагу мало не покажется.
Ощупав голенище, Юрий с удивлением обнаружил более толстый слой кожи с внешней стороны, а, основательно приглядевшись, понял, что это своеобразные вшитые ножны.
– Так вот он каков, этот нож – «засапожник»?! Впечатляет!
Хмыкая, Галицкий размотал портянки, мысленно удивившись, что в этом мире их используют. Стянул подштанники – вывернул тут же наизнанку, мысленно поблагодарив погибшего.
Тот не обмочился перед смертью, как обычно бывает, а то чего и похуже порой. Смерть ведь сука такая, она не красна-девица, и никого не красит ее смердящее дыхание.
Натянул исподнее, пусть грязное, зато с иной стороны, чем та, что прилипала к мертвому телу – не так брезгуешь. Разобрался быстро – пояс и штанины на тесемках, ширинка отсутствует.
Охая, стянул с трупа рубаху. И чуть напружив мышцы, легко оторвал окровавленный рукав рубашки с расшитым воротником – обычная «вышиванка». Тут же натянул ее на себя, и, бросив взгляд на тело, обмер – бешено, с перестуками, заколотилось сердце.
– Не может быть…
На груди убитого сверкнул рубиновыми гранями до щемящей боли в сердце знакомый крест. Дрожащими пальцами Юрий снял через голову витой гайтан из шелковых нитей, положил тяжелый крест на ладонь своей десницы – он точно вошел в необыкновенный отпечаток на коже. Галицкий перевернул рубиновый крест, по золотому кругу основы шла на латинице знакомая надпись – «rex Galiciae et Lodomeriae», с витыми буквами, даже царапина через две из них точь в точь.
– Охренеть…
Только и смог потрясенно вымолвить Юрий, ошарашенно взирая то на крест, то на словно выжженное от него пятно на груди мертвеца. И даже положил свою ладонь на остывающее тело убитого, сравнивая два отпечатка и покрываясь холодным потом.
«Это артефакт, способный открывать межвременной портал. Меня зажали в том времени бандиты, фактически я должен был погибнуть от взрыва собственной гранаты. Здесь мой пращур – а в этом нет никакого сомнения, в нас общие гены, даже родимые пятна в одних местах – тоже погиб, от удара клинка. Но, уже умирая, он шел к пещере, видимо желая в ней спрятаться от крымских разбойников.
И тут произошло наложение?!
Весьма возможно и вероятно. Один крест, но в двух временах, инициировал портал – эту загадочную пещеру, секрет которой в моем роду держался в глубокой тайне. Понятное дело, что я не знал этого – да такое с глубокого
Или я все же ошибаюсь?!
Вполне вероятно – тут только догадываться – точный ответ получить невозможно!»
Мысли текли неторопливо, но вместе с ними также неспешно одевался сам Юрий Львович. Намотал портянки, вбил ноги в сапоги. Засунул в голенище нож, попробовал, как удобней доставать клинок. И когда надел кафтан, застегнув его на застежки, то совсем перестал мерзнуть – действительно, Украина не Африка, чтобы в начале лета голым и босым скакать по колючим кустам.
Да, именно в начале лета – терновник отцвел, а ягоды совсем махонькие, им наливаться еще месяца три, никак не меньше. Так что на дворе первая декада июня, может быть середина, но не позднее.
– Да, ты уж прости меня, пращур, но достойно похоронить тебя смогу только ночью – сейчас из пещеры высовывать нос смертельно опасно. Одежда твоя мне сильно потребна, а тебе уже не нужна. Да и вряд ли ты огорчился, узнав кто ее надел на себя. Просто свели нас с тобою не хоженые тропки-дорожки из двух времен.
Юрий замолчал, прикусив губу и крепко держа рубиновый крест в ладони. Надевать себе его на шею, как погибший пращур, он не стал – просто испугался, что этот артефакт сработает не так как нужно. Уж лучше здесь сидеть в пещере, в непонятно каком времени, не зная, что тебя ждет в будущем – чем подыхать раздавленным в лепешку под завалами.
Как-то не тянуло его в 21-й век, ничего доброго там Галицкого, как не крути ситуацию, не ожидало…
Глава 3
– Надо, есть такое слово…
Юрий опасался вылезать наружу, но его порядком мучила жажда, и желудок все чаще издавал протестующие звуки, требуя еды, хоть бы окаменелого сухаря или куска лепешки.
Да и любопытство толкало Галицкого на опрометчивый шаг – что может быть найдено в брошенном мешке?!
Ведь зачем-то умирающий парень волок его до пещеры, истекая кровью и теряя последние силы?!
Юрий бросил взгляд на остывающее тело пращура, уже привычно встал на четвереньки, вздохнув – синий кафтан после таких пробегов вскоре станет грязно-белым, придется мел как то из ткани выбивать. Добрался до самого входа в лаз и долго лежал, прислушиваясь к звукам – не треснет где рядом веточка, ведь продираться через густой кустарник беззвучно даже у зверя не выйдет, любой спецназ себя треском выдаст. А еще со страхом в душе ожидал, что услышит приглушенную татарскую речь – худо-бедно, но десяток слов знал, а потому мог различить.
А вот с той стороны Донца звуки ружейной пальбы доносились редко, а пушечных выстрелов вообще не прозвучало, только порывом ветра донесло радостный татарский визг да обрывки русского мата – их ни с чем не спутаешь, с молоком матери слова впитываешь.
Полежав пять минут на теплых камнях, Юрий ящерицей выполз из дыры и приник к земле за раскидистым кустом, что закрывал вход в пещеру от любых глаз. Судя по диким воплям, казачий острожец сейчас брался штурмом. Приподняв голову и раздвинув колючие ветки, Юрий стал сверху обозревать идущее внизу сражение.