Изгой
Шрифт:
Только когда все умрут, закончится большая игра.
Ошалевшая от затяжной жары большая стрекоза стремительно влетела в распахнутое окно, суматошно пометалась по тесной комнате, и радостно выпала наружу через то же самое окно.
Ник проводил несчастное насекомое сочувствующим взглядом, а когда снова посмотрел на монитор, система автоматического видео-захвата уже вцепилась в далёкую человеческую фигурку, двигавшейся по дороге от закрытых наглухо ворот Цитадели к их дежурному
Не дожидаясь замедленных действий давно устаревшей электроники, Ник схватил бинокль и глянул в окно.
— Алекс, — сказал он, игриво. — А к нам — гости…
Алексей, разморено дремавший после сытного обеда, послушно открыл глаза, и тоже увидел на мониторе редкое в это время года движение вблизи их объекта.
— Кто это?.. — спросил он сипло.
— Женщина… — многозначительно сказал Ник. — Дама…
— О! — обрадовался чему-то Алекс. — Красивая хоть?.. — Ему лень было браться за свой бинокль.
— ТАМ некрасивые не водятся… — намекнул Ник.
— Сколько ей лет?.. — спросил Алекс уже более заинтересованно. — Молодая?..
— ТАМ с этим тоже сложно… — Ник сам пытался оценить возраст дамы. — Естественные тридцать пять, или искусственные пятьдесят пять… Высокая… Стройная… Не идёт, а пишет! Иероглифы! А волосы у неё — это уже совсем отдельный разговор.
— И что — почему?.. — спросил Алексей.
— Думаю… — сказал Николай. — У неё совершенно нейтральное лицо, она ни разу не оглянулась, и идёт она прогулочным шагом. От них — к нам. И из Цитадели больше никто не высовывается…
— В гости направляется, что ли?.. — Алексей от неожиданности стал просыпаться. — Не помню я что-то такого…
— ОТТУДА сюда в гости не ходят… — сказал Николай назидательно. — И она совершенно не похожа на человека, которого изгнали по причине каких-то там несоответствий — возрастных и прочих…
— И оттуда не уходят сами… — окончательно заинтригованный Алексей схватился и за свой бинокль.
…Женщина вдруг резко махнула правой рукой, точно перебрасывая что-то через плечо себе за спину.
— Это что был за финт?.. — Алексей ещё не всмотрелся.
Николай увидел на асфальте дороги то, от чего женщина теперь отчаянно уходила.
— Цветы выбросила… — сказал он. — Две розы…
— Две? — удивился Алексей. — Но это же, так сказать, намёк…
— Да, их там именно чётное количество. Похороны или поминки? Кого? Не её же!..
— У кого-то там, за стеной, загробный юмор… — сказал Алексей уже с сочувствием к женщине. — Похоронить ещё живую Красоту?
— У них там с юмором вообще сложно… — сказал Николай. — И она по этому поводу совсем не плачет. Как будто просто идёт в новую Жизнь без оглядок на старую…
— Если она ушла оттуда совершенно сознательно, то я её уже обожаю! — сказал Алексей. — Это признак Характера и Духа. Наши тут из последней кожи лезут, чтобы попасть за стену хоть на месяц, а эта явно отказалась от всех тамошних прелестей! Ради чего?
— Это нужно будет у неё обязательно выяснить… — сказал Ник. — Это для нас с тобой в новинку. Мир когда-то, как утверждают, естественным образом разделился на две части: чувственную и рациональную. Они там наслаждаются Любовью и Страстью, а мы тут живём, по их мнению, — суррогатами первого и второго. У них там — сплошные праздники эдемовы, а у нас здесь — будни Чистилища с его слабыми надеждами на Рай, но максимальными ожиданиями Ада… Кто-то уходит от нас в Цитадель, но большинство остаётся здесь, со своей чёрной завистью к их вроде бы светлому и якобы прекрасному… Мы ничего о них толком не знаем, только рисуем миражные контуры их чуднОго Дивного Мира со слов редких вернувшихся оттуда отторгнутых им, которые отрезали себе языки подписками о неразглашении. Что там за стеной: наше всеобщее Будущее с непонятными эволюционными перспективами, просто один из экспериментов Природы, который закончится возвратом к старому, или выбором какого-то усреднённого варианта?..
— Нам с тобой этого не дождаться… — сказал Алекс грустным тоном. — Но кто-то может с нами чем-то и поделиться. По секрету…
Женщину уже можно было хорошо рассматривать и без биноклей.
— Запускай чайник, официант! — велел Николай. — Если она больше не трясётся над своей модельной фигурой, напоим её кофе. В холодильнике были остатки торта после вчерашних именин Германа. И половинка лимона. Угостим, если не капризная. Но, вроде, на таковую она не похожа… Что-то и поклюёт у нас от щедрот, если мы промолчим о своих лапшах и куриных кубиках быстрого приготовления…
Алексей неожиданно резво для своего вялого состояния и утяжелённой комплекции встал со стула…
…Она вошла к ним в комнату, как впорхнула туда, подобно недавней стрекозе.
Женщина была редкостно хороша собой, и не только лицом, но и всем таким прочим, отличительным от мужского. В ней было не более шестидесяти пяти килограммов живого веса, которые очень совершенно распределились на её не менее чем ста семидесяти пяти сантиметрах роста…
Идеальная, заводная для всякого нормального мужчины фигура с пышной грудью, тонкой талией, и широкими бёдрами. Она была в плотных коротких шортах, блузке, раздираемой изнутри её персями, и в босоножках на низких каблуках.
Всё это женское великолепие дополняли рубиновые бусы на длинной тонкой шее, тяжёлые серьги в маленьких мочках ушей, зелёный сегментный браслет на правой руке, алые и без косметики пухлые губки, и убийственный излом бровей…
Волосы у гостьи были сделаны объёмными невесомыми кудряшками, а глаза её — огромные и чёрные, как Бездна Страсти…
Она встала в дверях, опершись боком об её косяк, и ненадолго застыла в позе временного нейтралитета впечатлений: изучала двух мужчин, и давала им возможность разглядеть себя.
— Привет, ребята! — сказала женщина идеальным, как и она сама, голосом. — А вот и я!
— Здравствуйте-здравствуйте… — оба ответили синхронно.
Алексей, слегка ослабевший перед Красотой, оглянулся на Цитадель за окном.
— Кофе будете?.. — робко поинтересовался он. — С тортом и можно даже с лимоном?..
— С лимоном едят коньяк, — почти брезгливо заявили женщина. — Есть у вас таковой?
— Да, но вчерашний… — виновато ответил Алексей. — Праздновали мы тут одного…
— Да хоть пятилетней давности! — Женщина решительно шагнула к стулу возле стола. — Мне сегодня позволительно всё!..