Измена Родине. Заговор против народа
Шрифт:
Далее Померанц писал:
«На мой взгляд, приказ президента как по существу, так и с точки зрения процедуры представляет собой самый фашистоподобный и террористический закон, когда-либо издававшийся в США со времени появления закона об иностранцах и «закона о бунтах».
Но осуждение приказа о проверке лояльности не смутило министра юстиции Тома Кларка. Высказывания этого изысканно любезного техасца удивительно походили на речи министра юстиции Пальмера во время антикоммунистической кампании, вспыхнувшей после первой мировой войны. Он изображал проверку лояльности как средство содействия успеху «христианских принципов» и защиты «демократии и конституционных прав, завоеванных нашими праотцами с оружием в руках».
На основании материала,
Примерно половину этого числа составляли немецкие, японские и итальянские организации, орудовавшие в США до второй мировой войны или во время войны. Но ни одна из этих организаций к тому времени уже не существовала. В остальной же части списка значились главным образом прогрессивные и левые группы, комитеты защиты гражданских свобод и антифашистские организации. По словам газеты «ПМ», составляя этот список, Кларк явно шел на поводу у «Комиссии палаты представителей по расследованию антиамериканской деятельности». [108]
108
В числе прогрессивных организаций, включенных в список Кларка, наряду с коммунистической партией США были Конгресс гражданских прав, Объединенный комитет помощи эмигрантам-антифашистам, Национальный совет американо-советской дружбы, Союз ветеранов для борьбы с дискриминацией, Национальный негритянский конгресс, Американский объединенный союз негров и ветеранов, Международный рабочий орден.
28 мая 1948 г. Кларк опубликовал второй «подрывной» список, в котором в разряд нелояльных были отнесены еще 32 организации. Единственной фашистской организацией, включенной в этот список, была «заграничная организация НСДАП» (германской нацистской партии), которая, разумеется, прекратила свое существование задолго до того, как Кларк составлял этот список.
Что касается способа применения своих списков, то министр юстиции дал на сей предмет следующее разъяснение: «Мы будем действовать по-американски… законным и организованным порядком. Мы не станем применять гитлеровскую тактику гестапо, не станем уничтожать свободу и справедливость, за сохранение которых мы так ожесточенно сражались».
Но действия созданных приказом президента комиссий по проверке лояльности говорили громче слов министра юстиции. Эти действия вскоре создали в США то, что Абрахам Померанц назвал «подобием зловонных германских народных судов».
«Порядок разбора дел в комиссии по проверке лояльности, — писал в своей статье «Наша противозаконная программа проверки лояльности» адвокат Л. А. Николорич, — нарушает пятую и шестую поправки к биллю о правах. Государственный служащий держит ответ по поводу предъявленных ему обвинений, не перед беспристрастным судьей, а перед теми же, кто его обвиняет. Ему не сообщают, от кого получены порочащие его сведения. Он не может доказать недостоверность источника этих сведений… Он может оправдаться, лишь доказав свое «лояльное» умонастроение — понятие весьма туманное».
Но «самой отвратительной чертой» программы проверки лояльности, пишет Николорич, «является характер улик, на которых строится обвинение».
В подтверждение этого Николорич, защищавший ряд правительственных служащих на процессах, связанных с проверкой лойяльности, приводит несколько характерных примеров из своей практики.
«Мисс А. раз в неделю собирала деньги в фонд военной помощи России перед одним кинотеатром, кроме того она приглашала сенаторов Болла и Пеппера выступать в ее городе с речами на тему о необходимости союза с Россией. Все это происходило в 1943 г., когда русские несли на своих плечах основное бремя войны в Европе. Мисс А. работала также в Красном Кресте, собирала деньги и свитеры в фонд помощи Англии и Франции и дежурила один вечер в неделю в «Объединенной организации по обслуживанию вооруженных сил». На основании всего этого ее обвинили в «нелояльности».
Г-н Б. женился на девушке, которая за десять лет до этого, учась на втором курсе колледжа, состояла членом комсомольской организации. Комсомольская организация ее колледжа занималась главным образом вопросами удешевления стоимости общежитий и повышения оплаты за работы, выполнявшиеся студентами. Пробыв в комсомоле месяцев 6–8, девушка из него вышла и с тех пор никакой связи с коммунизмом ей не приписывается. Г-н Б. был обвинен в «нелойяльности».
У г-на В. был знакомый по колледжу, которого он не видел 15 лет. Этот знакомый был привлечен к суду по одному из дел «коммунистов». Когда он обратился к своим приятелям, бывшим одноклассникам, с просьбой о поддержке, г-н В. принял участие в сборе денег на расходы по приглашению защитника. За это он был обвинен в «нелойяльности», хотя его знакомый и был оправдан.
Г-н Г. служил по вольному найму в оккупационных силах США в Японии. На одном совещании он внес предложение о том, чтобы при распределении удобрений среди японских крестьян оккупационные власти, в целях борьбы с утайкой продовольствия, потребовали немедленной продажи известной доли продукции сельского хозяйства через каналы, контролируемые оккупационными властями. Старший из присутствовавших офицеров спросил, не коммунист ли он и верит ли он в свободу частной инициативы. Г-н Г. ответил, что он не коммунист и верит в частную инициативу, но считает, что его предложение поможет обуздать «черный рынок». Вскоре после этого г-н Г. был освобожден от работы и откомандирован в Соединенные Штаты, чтобы держать ответ по обвинению в «нелойяльности».
Один из сослуживцев г-на Д. сообщил ФБР, что, как он «слышал», теща г-на Д. сочувствует русским. Г-н Д. был обвинен в «нелойяльности».
И это не единичные случаи. Таковы, по словам Николорича, «обвинения, типичные для большого количества дел, с которыми я знаком. Часто служащий даже после окончания процесса не в состоянии понять, почему он оказался в положении обвиняемого».
Допросы правительственных служащих комиссиями по проверке лойяльности носили не менее дикий характер, чем «улики», на основании которых им предъявлялись обвинения в «нелойяльности». Приведем несколько типичных вопросов, задававшихся этими комиссиями. Они взяты из стенограмм заседаний:
«Ведете ли вы знакомство или дружбу с умными, толковыми людьми?»
«Есть ли у вас какая-нибудь книга Джона Рида?»
«Вас подозревают в том, что вы сочувствуете обездоленным людям. Верно ли это?»
«Родился ли ваш отец в Америке? А дед?»
«Считаете ли вы, что форма правления, существующая в России, годится для русских?»
«Одобряете ли вы план Маршалла?»
«Как вы относитесь к изоляции негров?»
«Приглашали ли когда-нибудь вы или ваша жена негра к себе домой?»
«Не считаете ли вы, что у вашей жены либеральные политические взгляды?»
«Был ли когда-нибудь кто-либо из ваших родственников членом коммунистической партии?»
«Были ли вы с женой когда-нибудь в таком месте, где высказывались либеральные взгляды?»
«Что вы думаете о положении в Италии?»
«Понимаете ли вы, почему католическая церковь выступает против коммунизма?»
«Как бы вы поступили, если бы обнаружили, что ваша жена коммунистка?»
Собирая материалы для серии разоблачительных статей на тему о программе проверки лояльности, Берт Эндрюс, лауреат премии Пулитцера в области журналистики за 1947 г., заведующий вашингтонским отделением газеты «Нью-Йорк геральд трибюн», посетил государственный департамент, чтобы познакомиться с делами семи служащих, уволенных по обвинению в «нелояльности». В частной беседе с тремя чиновниками государственного департамента Эндрюс подверг сомнению «справедливость и пристойность» такого порядка, при котором служащего обвиняют в «нелояльности» и увольняют, «не дав ему возможности узнать, кто и в чем его обвиняет».