Измена в имени твоем
Шрифт:
– Практически, да. Во всех трех случаях были выбраны женщины, работавшие в интересующих нас учреждениях и не сумевшие устроить личную жизнь. Разумеется, мы отбирали и с учетом личностных характеристик каждой и их потенциальных возможностей.
– Что это означает? – спросила Марина. Вольф мягко улыбнулся. Отпил немного вина.
– Говоря о потенциальных возможностях, мы оценивали шансы той или иной женщины найти себе мужчину.
Марина выдержала его насмешливый взгляд. Но чуть покраснела.
– Вы имеете в виду, что подобрали самых бесперспективных?
– Вот именно, –
– Это довольно жестоко, – заметила Чернышева.
– Мы не оперируем таким понятием, товарищ полковник, – спокойно произнес Вольф. – У нас несколько другие критерии отбора. Использовать любую возможность, чтобы прорвать оборону противника, – это универсальный принцип любого нападения.
– Противника, – повторила Чернышева, – а ведь речи идет о несчастных женщинах.
Марков с интересом следил за беседой, не вмешиваясь в разговор.
– Я не хочу быть циником, – усмехнулся Циннер, – но, по-моему, вы напрасно так переживаете за женщин. Они получают то, чего никогда не смогли бы получить. Хорошего, верного, красивого спутника жизни. Разве это так плохо? В конце концов, они ничего не теряют, а только приобретают.
– По-моему, вы все-таки циник, – поморщилась Чернышева. Она видела внимательный взгляд Маркова и понимала, что он, как обычно, наблюдает за ее реакцией. Но неприятие подобного «метода в разведке» было достаточно искренним.
– Я думаю, мы все понимаем ваше негодование, – снова пригубил свое вино Маркус Вольф, – но вы должны понять и нас. Это был очень эффектный и надежный способ проникновения нашей агентуры в закрытые ведомства противника. Мы получали агентов, которые уже прошли многократную проверку и в чьей лояльности никто не сомневался. Чтобы закрепиться в канцелярии канцлера в БНД, нашему сотруднику понадобилось бы много лет. Знакомство с женщиной позволяло существенно ускорить процесс проникновения нашей разведки и тайны другой стороны.
– У нас просто не было никаких других возможностей, – добавил Циннер, – иначе мы бы не смогли проникнуть ни в Пуллах, ни в МИД, ни в канцелярию канцлера.
– И вы были уверены, что все эти агенты способны выполнять любые ваши поручения? Спросила вдруг Чернышева. – Вам не кажется, что всегда существовал определенный риск провала ваших агентов?
Опытный Вольф, почувствовав, что она сейчас спросит, промолчал. А Циннер, кинув на него осторожный взгляд, сказал:
– Пока с ними были их мужчины, мы были уверены в их искреннем желании сотрудничать с нами. А почему вы спрашиваете?
– Я вдруг подумала, что будет, если кто-нибудь из подставленных вами женщин вдруг узнает, почему именно ей привалило «такое счастье» в виде ее очаровательного спутника жизни. Разочарование в таком случае бывает очень жестким. И месть может быть довольно неприятной для вашего нелегала.
– Мы просчитывали этот вариант с нашими аналитиками, – строго ответил Циннер. – В случае необходимости агенту предлагалось немедленно свернуть всю работу и возвращаться.
– А если ему некуда возвращаться? – задала очередной вопрос Чернышева.
– Вы понимаете, какой конфликт может возникнуть между обманутой женщиной и ее спутником?
– Что вы хотите сказать? – нервно дернулся Циннер.
– Ничего. Я просто просчитываю варианты. Мне кажется, что это будет самое трудное задание в моей жизни. Вы попытались воздействовать на биологическую природу женщины, на ее подсознание. И я совсем не уверена, что ваши аналитики сумели просчитать все возможные варианты. В такой ситуации возможно любое непредсказуемое развитие ситуации, особенно с учетом психических свойств обманутых женщин.
– Да, – сказал Маркус Вольф, – и именно поэтому я не могу сегодня поручиться ни за одного из моих агентов.
Циннер хотел было возразить, но, шумно вздохнув, промолчал.
Она успела увидеть и выражение лица Вольфа, и выразительный взгляд генерала Маркова. Они возвращались вдвоем с Марковым, который снова сел за руль. Почти все время он молчал. Только перед въездом в город, глядя перед собой, он сказал:
– Я понимаю, что тебя волнует. Конечно, придется очень сложно. Развал ГДР плюс подобная ситуация, где действуют в паре разочаровавшийся агент и его нелюбимая жена. В такой ситуации нужен не разведчик, а психолог. Вернее, психиатр. Поэтому я и решил послать тебя. Очень важно, чтобы ты прочувствовала атмосферу каждой семьи, попыталась понять чувства каждого из агентов. Можем ли мы положиться на них, сумеют ли они перестроиться, как будут развиваться их отношения дальше. Все это нас очень волнует. И тебе будет очень трудно. Может быть, так трудно, как тебе не было никогда. Тебе придется стать немного сексопатологом, немного психиатром, немного аналитиком.
Он помолчал и добавил:
– И совсем немного женщиной. А еще лучше, если ты вообще забудешь, что ты женщина. И учти, что мы до сих пор не знаем, куда исчез связной Клейстер. Это может очень осложнить твою работу.
Она посмотрела на него, но ничего не сказала. Только выходя из автомобиля, когда он остановился в ста метрах от ее дома, спросила на прощание:
– А почему вы решили поручить именно мне это дело?
– Марков посмотрел на нее сквозь закрытое стекло своей «Волги». Потом медленно вывернул руль и отъехал, так и не произнеся ни слова. А она быстро пошла к своему дому. Кажется, Марков объяснил ей, почему все-таки он выбрал именно ее. Ведь он так выразительно промолчал.
ГЛАВА 4. ЗЕПП ГЕРЛИХ
Зепп Герлих считал себя счастливым человеком. Родившись в голодном сорок шестом, он выжил благодаря тетушке, забравшей его к себе. И хотя нельзя считать полностью счастливым человеком ребенка, лишившегося матери уже в первые часы после своего рождения, тем не менее это был единственный досадный случай в его жизни, происшедший, очевидно, по недосмотру небесной канцелярии. Семья тетушки жила в Кайзерслаутерне, менее других пострадавшем от бомбардировок и налетов вражеской авиации. Там и рос маленький Зепп, пока в десять лет за ним не приехал отец, чтобы забрать его обратно.