Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами
Шрифт:
В то же время в частных беседах Скоукрофт говорил Бушу то, чего не мог сказать публично: американцы могут лишь пожелать прибалтам успеха, поскольку с точки зрения национальных интересов США «на чашу весов положено слишком много».
Буш был всецело с этим согласен. Во время встречи со Скоукрофтом и другими своими помощниками он сказал: «Я не хочу, чтобы через двадцать или сорок лет люди, оглядываясь назад, говорили: «Вот когда все сошло с рельсов. Вот когда остановился прогресс».
Возникал вполне очевидный вопрос: как использовать американское влияние, чтобы сдержать Горбачева. В четверг вечером, 29 марта, после того как Кеннеди лично доложил Бушу о своей
В этот момент Джек Мэтлок летел в Вашингтон. Бейкер велел ему немедленно вернуться в Москву и «лично проследить за последствиями» письма президента Горбачеву. В частности, Мэтлок должен поддерживать точку зрения, что Советы могли бы разрешить проблему Прибалтики, согласившись с результатами плебисцита о независимости.
Теперь администрация Буша уже недвусмысленно выступала посредником между Москвой и Вильнюсом. Во многих отношениях это была странная для нее роль. Прежде всего потому, что Кремль, все еще считавший Литву частью СССР, разрешал другой стране помогать в выяснении отношений со своей, с его точки зрения, беспокойной провинцией. После того как многие десятилетия Кремль с возмущением отвергал любые американские действия, попахивавшие «вмешательством во внутренние дела» советского государства, теперь он молча приветствовал вмешательство Америки по дипломатическим каналам.
Во вторник, 1 мая, сенат в 73 голоса против 24 решил лишить Москву режима наибольшего благоприятствования в торговле до тех пор, пока не начнутся переговоры с Вильнюсом. В пятницу, 4 мая, Бейкер встретился с Шеварднадзе в Бонне, где начались переговоры министров иностранных дел «два плюс четыре» по Германии. Отметая град вопросов по Литве, Шеварднадзе сказал журналистам: «Холодная война» окончена. Каша планета, мир, вся Европа вступают теперь на новый путь. Это будет мирный период».
Шеварднадзе сообщил пяти другим делегациям в Бонне, что Советский Союз готов согласиться на скорое объединение Германии, если Великобритания, Франция и Соединенные Штаты отложат на несколько лет решение о том, какими будут ее военные связи. Коль отклонил это предложение, назвав его «блефом в переговорах».
Бейкер спросил Шеварднадзе, достоверны ли слухи о том, что в Москве на завтра намечен еврейский погром. «Это нас очень беспокоит», — сказал он.
Когда Бейкер впервые задал такой вопрос в феврале, Шеварднадзе отмел подобное утверждение, теперь же, казалось, серьезно отнесся к угрозе погрома: «Мы делаем все, что в наших силах. Силы безопасности и МВД приведены в состояние повышенной готовности. Мы держим в поле зрения тех, кто может на такое пойти. Многих из них мы вызывали. И хотя мы делаем все, что можем, мы не в состоянии гарантировать, что отдельных инцидентов не будет». Он добавил, что во время первомайской демонстрации особенно выделялась «Память», члены которой всячески поносили стоявших на мавзолее Горбачева и его коллег. Шеварднадзе явно опасался, что с ростом правых настроений в советском обществе что угодно может произойти.
Обратившись к проблеме Литвы, Шеварднадзе сказал: «Только благодаря сложившимся у нас отношениям мы готовы обсуждать эту проблему. В другое время и с другими странами мы сказали бы, что это наше внутреннее дело. С вами мы ведем себя иначе».
Министр иностранных дел сказал, что как у администрации Буша есть свои внутренние заботы, так и у него с Горбачевым есть свои проблемы, ибо на них оказывается серьезное давление: «Нам нужно немного больше времени, чтобы разобраться с Литвой. Мы будем проявлять терпение. Мы не станем использовать силу. Мы найдем политическое решение».
Бейкер заметил, что Шеварднадзе, казалось, был менее встревожен ситуацией с Литвой, чем прежде. Он подумал — возможно, это объясняется тем, что его советский коллега слишком упрощает проблему.
— Мы слышали, вы говорили о диалоге, но пока не видим никаких признаков его, — сказал он.
— Первый шаг должны сделать литовцы, — ответил Шеварднадзе.
Бейкер сказал:
— Ваша проблема состоит в том, что они не верят, сделаете ли вы тоже шаг. В ваших интересах заставить их поверить. Почему так трудно подписать соглашение с Вильнюсом?
— Дело движется в верном направлении. Но мы хотим дождаться от литовцев больших свидетельств серьезности их намерений, — повторил Шеварднадзе.
Когда Бейкер снова встретился в тот день с Шеварднадзе, он предупредил министра иностранных дел, что из-за продолжающейся конфронтации между Москвой и Вильнюсом будет «крайне трудно» подписать торговое соглашение на встрече в верхах в Вашингтоне. Они с Бушем не устанавливают никакой «официальной связи», но протащить торговый договор через конгресс будет «тяжело, а то и невозможно».
Во вторник, 15 мая, Бейкер встретился с Шеварднадзе в Москве, в мрачном, похожем на замок, особняке на Спиридоновке, бывшем некогда официальной московской резиденцией сталинского министра иностранных дел Вячеслава Молотова. Бейкер и его помощники гадали, будет ли Шеварднадзе человеком, по-прежнему готовым к сотрудничеству, или же мрачным брюзгой апреля и начала мая.
Прибалтийский кризис снова тучей нависал над их переговорами. 11 апреля парламент Эстонии отменил призыв эстонских граждан в советскую армию. 4 мая парламент Латвии объявил о независимости и отделении от Советского Союза.
Бейкер сказал Шеварднадзе:
— Я хочу напомнить вам то, что говорил в Бонне, а именно: будет трудно подписать торговое соглашение, если не произойдет позитивных перемен в Прибалтике.
Шеварднадзе признал, что с развитием событий в Эстонии и Латвии «ситуация со времени нашего последнего разговора изменилась». И добавил:
— Спросите об этом у Горбачева.
Информируя Бейкера о том, как трудно Горбачеву осуществлять перестройку, Шеварднадзе снова оживился:
— Поворота назад не будет! — поклялся он. — Горбачев привержен своей линии. Темпе менее переход к регулируемой рыночной экономике будет действительно очень трудным.
Бейкер и его помощники отметили новый термин — «регулируемая рыночная экономика». Они решили, что это, видимо, горбачевская выдумка, нечто вроде гибрида между настоящей рыночной экономикой и социалистической экономикой — это позволит Горбачеву утверждать, что он не отказался от коммунизма. Как сказал позднее Бейкер, главная проблема Горбачева состояла в неспособности «выудить или насадить на крючок экономическую реформу».
Шеварднадзе далее сказал, что продолжению перестройки будут сопутствовать дезинтеграция и тяжелые испытания. Советскому Союзу потребуется 20 миллиардов долларов кредита и прочая помощь Запада, чтобы смягчить этот шок для советского общества. Запад, продолжал он, должен показать, что готов помочь перестройке «в тот момент, когда это требуется».