Измена. Как я не заметила раньше?
Шрифт:
Мама ушла. А на экране высветилось сообщение от Кости.
«Да что тебе ещё надо?», — всплеснула руками Лена. Но, всё же зайдя в мессенджер, включила его аудио:
— Да, я не идеальный человек. Многое из того, что я сделал — неправильно. И измена тоже. Я не прошу у тебя прощения и оправдания. Хотя, конечно, я раскаиваюсь, но, если ты меня не хочешь просить — я с этим ничего сделать не могу. Я просто тебя люблю. И я знаю, что ты хороший человек…
На глазах Лены опять навернулись слёзы. Да как так-то?! Из-за слов предавшего её мужа? Он смог так её растрогать? А, может, потому, что она наконец получила его
А сообщение продолжалось:
— … И поэтому я скажу тебе не совершать тех же ошибок. Я понимаю, ты можешь хотеть мне изменить. Измени, если тебе будет лучше. Пока мы женаты — это будет изменой. Я заслужил. Но измена уничтожает. Не только наш брак и тебя. Я тоже уничтожен, веришь ты или нет. Это первое, что я хотел сказать. И ещё одну важную мысль — береги родителей. У тебя хорошие и мать, и отец. Он, наверно рассказывал, мы с ним поговорили. Ты знаешь, в последние дни я много размышлял о смерти, даже не знаю, почему. Просто, как умер внутри. И поэтому думаю и о том, как мы теряем близких. Я, например, потерял тебя. Думаю, ты меня тоже. Но главное — будь с родителями, пока можешь. Твой отец не хочет тебе говорить, но, кажется, у него теперь сахарный диабет. Я немного погуглил, если правильно лечиться…
Лене эти слова будто бы ударили по ушам. Она нахмурила брови, стараясь понять услышанное, и вместе с тем думая, что это бред, неправда. Он решил её в этом обмануть тоже? Отец же не жаловался. Сказал бы!
— … береги его. — очнулась она уже к концу сообщения, — Будь рядом, пока ещё можешь.
Выйдя из ванной, Лена сразу направилась в комнату. Отец уже вернулся.
— Пап, у тебя правда диабет?
— Да какой диабет? — откусывая за чаем бутерброд с колбасой, отмахнулся отец.
— Костя скал, что у тебя диабет.
— Ну да, и чего? — будто произошло что-то пустяковое, снова попытался успокоить дочь Михаил.
— А почему я узнаю это от Кости? — нервно, нажимая на голос, спросила Лена.
— Потому, что ничего страшного. Меряю глюкозу, пью лекарства, диету соблюдаю.
— С бутербродом?! — возмутилась Лена.
— Я сам знаю, что можно, а что нельзя, и в каких количествах.
— А пить ты бросил?
— Я же сказал, я сам всё знаю.
— Ну, пап! — внезапно передёрнуло Лену, как делала она это в детстве, когда упрашивала о чём-то родителей, а они всё равно отказывали: — Ну почему ты такой! Почему не можешь о себе хотя бы позаботиться?
— Я о себе и забочусь, — постарался сохранить невозмутимый вид отец.
— Если ты умрёшь, что я буду делать?! — прикрикнула Лена.
— Ничего я не умру! — снова, будто что-то несущественное, возмутился отец. — Люди с диабетом всю жизнь до старости глубокой живут, а ты меня сразу быстрее хоронить, — улыбнулся он, стараясь успокоить Лену.
— Если лечатся. — поправила Лена.
— Так я и лечусь.
— Пап, — снова заплакала Лена, быстрым шагом подходя к отцу и его обнимая.
Она уткнулась Михаилу Ивановичу в шею, пока тот, всё также сидя за столом, похлопывал её по руке: — Нормально всё. Живой я, и жить буду.
…
Разве могут быть люди уверены в том, что никогда не умрут?
Интересно, но мы либо забываем, либо стараемся не помнить о том, что когда-то
Сейчас мы, веря в то, что жизнь бесконечна, или хотя бы, закончится не сегодня, ссоримся со своими любимыми, оскорбляя, причиняя им боль, да как можно больнее, даже из-за мелочей.
А завтра мы или они могут не проснуться, либо же уйти и не вернуться.
Дорогие нам люди даны для того, чтобы их беречь, а они берегли нас. Почему тогда так не происходит? Может, потому, что на самом деле, мы никогда не становимся друг другу по-настоящему близкими? Может, всё это простоя декорация?
Ты любишь меня, я люблю тебя — теперь мы будем вместе и умрём в один день. А хорошо ли мы будешь всё это время жить? Не столь, получается, важно.
— И жили они долго и счастливо, — поворачиваясь с бока на спину, засмотрелся в тёмный потолок Константин.
Он лежал в давящей пустотой квартире, вспоминая, как ссорился с Леной, даже в самом простом. Например, когда смотрели скаченный фильм, и Лена начала осуждать его создателей за, как она выразилась «пропаганду аморальности». На утверждения Кости, что фильм на самом деле наполнен глубоким философским подтекстом о разрушении человеческой души и переживаниях героя по этому поводу, а режиссёр и сценарист на самом деле гении, она сказала следующее:
— Может, режиссер и сценарист и гении, вот только смотрят их фильмы далеко не гении. В школе нам говорят воспитывать в детях положительные качества, но потом они идут домой и включают телевизор и Интернет, где учатся далеко не положительному. Это ты видишь здесь подтекст, а дети, как и многие обычные взрослые видят только действия. Вот герой всех обманывает, но при этом приобретает успех, и он довольно харизматичен. Он главный герой — а значит на него нужно ровняться, именно его образ на себя примерят. Если нравится персонаж, значит будет нравится всё, что он делает. И если он обманывает, то и зрителю тоже можно. Поэтому, может, создатели и хотели совершить какой-то прорыв в кино, а может, просто хотели денег и громкого имени. Но их замысел поймут далеко не все. Поэтому, даже самые гениальные фильмы кажутся зрителям неинтересными, а самые глупые становятся популярными. Зрители между строк не всегда читают.
— Не могу не согласиться с ней, — зачем-то опять вслух резюмировал Костя, — однако, гениальность всё равно должна быть. Если все мы будем ровняться на пустышки для массы, то человечество вконец отупеет.
Костя хотел было свесить с дивана руку, чтобы Кевин, по обыкновению, подошёл к нему, давая себя погладить. Да только Кевина тоже не было.
— Неделя прошла, — иронично хмыкнул Костя, — А я всё привыкнуть не могу.
Он положил травмированную руку на грудь, чтобы та так сильно не ныла.
— Придурок, — снова с самоиронией заметил Костя. — И ради чего? Итог-то какой?
Костя даже отправлял Лене фото гипса. И всё же однажды она заинтересовалась. Костя даже приукрасил, желая вызвать к себе чуть больше жалости:
— «Перелом, несколько месяцев в гипсе, потом реабилитация».
И на этом всё. Лене стало не интересно. Не ампутируют же.
Да даже если и так, опять бы написала: «Так тебе и надо».
А, может, надо?
Не лишиться руки, конечно. Но надо получить своё наказание?