Измена. Месть подают холодной
Шрифт:
Смотрю на Эйвана полными недоверия глазами. Его взгляд темнеет и становится угрожающим.
– Да, Вилле, это наш сын. Но мой наследник. И если ты думала, что заберёшь его к своим родным в Дахраар, ты жестоко заблуждалась.
Они приближается, поддевает мой подбородок пальцем, смотрит прямо в глаза и цедит:
– Если вздумаешь выкрасть его и сбежать, я найду тебя и убью у него на глазах, крошка.
– Поняла? Ты вроде понятливая, – говорит он вкрадчиво.
Первое моё желание – дать ему пощёчину, но я не хочу провоцировать его на агрессию, потому просто хмурюсь и сбрасываю его руку
– Ты угрожаешь мне? – спрашиваю я холодно. – Как смеешь ты...
– ...угрожать сестре великого ёрмунганда, потомку прародителя ледяных драконов и матери моего наследника, бла-бла-бла? Ха! Я посмею и не такое! – в голосе Эйвана слышится рык. – Все твои достижения, Вилле, это авторитет твоего пра-пра-прадеда, брата, нашего сына и меня самого, так что я сам могу решить, в каком тоне с тобой общаться. Я спросил: ты поняла?
Он больно хватает меня за горло и сжимает пальцы, в его глазах бушует огонь, а зрачки приобретают вытянутую форму. Я смотрю на него с ледяной яростью, осознавая, что так было всегда. Он всегда срывался, если считал, что я недостаточно покорна. Не такая, какой должна быть жена огненного дракона.
– Ненавижу, когда ты замираешь и молчишь, как ледяная статуя!
Здесь не Дахраар, здесь все мои права ограничены доброй волей моего мужа. Проклятый Ристайл, проклятые законы! Чтобы их поглотили вечные льды горных пиков!
Меня учили обращаться с оружием. Я могу прирезать Эйвана тупым столовым ножом, если захочу. Но к чему это приведёт?
Ни к чему хорошему. Тюрьма, казнь, да и убийство уже тянет на весомую причину разрыва дипломатических отношений. Так и вижу заголовки завтрашних газет: "Аристократ из Ристайла хладнокровно убит сестрой правителя соседнего государства".
Да ведь я уже не та, что была десять лет назад. Какое там хладнокровное убийство, скорее, меланхоличное затыкивание. Эйван сильнее физически, и он полноценный дракон. Женщины здесь играют иначе, чем в Дахрааре. Их оружие – хитрость. Я должна быть гибче, только тогда всё получится.
В Дахрааре меня бы осудили за такое, но правила Дахраара тут не работают. После стольких лет я, наконец, осознаю: мне нужно научиться действовать так, как принято в Ристайле.
Ледяные драконы всегда выгадывают время, подбирают тактику, чтобы ударить в слабое место. Что ж, сейчас ты услышишь то, что хочешь, дорогой. Я проиграю этот бой, но отныне начинаю с тобой войну.
– Я тебя услышала, – хриплю я, с трудом заставляя себя произнести это.
Эйван отпускает моё горло и идёт к гардеробной с совершенно довольным видом. Я потираю нежную кожу, провожая каждое его движение взглядом. В голове я судорожно ищу решение. Одно знаю точно: я не могу больше терпеть! Я и так принесла себя в жертву миру между нашими странами. Оставила академию, не доучившись, воинскую службу, амбиции… Любовь.
– Что с лицом? – спрашивает Эйван, завязывая халат. – От твоей кислой мины настроение падает. Улыбнись, Вилле.
Качаю головой. Улыбаться нет ни желания, ни сил. Эйван снова подходит, сжимает мои щёки. Я пытаюсь вырваться, но он сам отпускает меня, кинув полный сожаления взгляд.
Сожаление…?
– Знаешь, ты сама виновата, – говорит Эйван. – Ты как ледышка. Другие женщины всегда
Он презрительно кривится, будто описывает что-то отвратительное.
Я удивляюсь. Эйван никогда не говорил этого. Тру щёки, глядя на внезапно раздражённого мужа. Задерживаюсь у выхода из комнаты, неуверенно оборачиваюсь на Эйвана. Хочется сказать ему что-то. Объясниться, что я никогда не была холодна внутри, просто ледяные драконы иначе относятся к демонстрации эмоций? Сказать, что я никогда не желала показать ему пренебрежение? Но почему я должна оправдываться перед ним? Если ему казалось, что в наших отношениях что-то не так, он всегда мог просто поговорить со мной.
– Ты никуда не уйдёшь, – говорит он, заметив мой взгляд, и довольно ухмыляется. – Ты полностью в моей власти. Я мог бы превратить твою жизнь в кошмар, завести десять наложниц и пятнадцать бастардов. Но я люблю тебя. Потому прощаю и за вчерашний срыв планов, и за непослушание, и за сегодняшние бредовые разговоры.
– Благодарю, – отвечаю я с не читающимся в голосе сарказмом, быстро делаю реверанс и ухожу, едва не хлопнув дверью.
А я чуть было не начала его жалеть.
В смешанных чувствах иду в комнату Ингвара. Гувернантка уже разбудила сына, с одеванием он вполне успешно справился сам. Она как раз поправляла его одежду.
Видя меня, Ингвар радостно подскакивает и вырывается из рук гувернантки, чтобы обнять меня. Улыбаюсь, когда треплю светлые волосы. Ледяные драконы не привыкли показывать нежность, но вдали от дома я воспитала сына немного иначе, чем принято в Дахрааре, более открытым и общительным.
– Мама, я сам выбрал костюм! Тебе нравится?
– Так нарядно, – моих губ касается улыбка. – Мне кажется, эта одежда была рассчитана на особые случаи.
Пятилетнее чудо крутится перед зеркалом, придирчиво оглядывая одежду.
– Ну ладно, – заключает он. – Бабушка говорит, дракон всегда должен быть красив!
Он вскидывает на меня сияющие глаза, янтарные, как у отца. Сердце пронзает укол беспокойства. В любой момент в Ингваре может проснуться дракон. Если он будет огненным, мне никогда не вырваться отсюда. Но если он вдруг окажется ледяным, быть может, Эйван не захочет себе такого наследника?
– Мамочка, тебе грустно? – спрашивает сын, прижимаясь ко мне.
Такой тёплый… Нет, пусть ему и достались мои платиновые локоны, он не ледяной дракон. И нам нужно освободиться до того, как это станет очевидно всем.
Глава 3. Врачебная тайна
За завтраком я прячу напряжение и кошусь на Аделаиду, хоть и пытаюсь скрыть свои эмоции хотя бы от сына. Впрочем, ему одному здесь есть до меня дело. Но свекровь не сообщает о своей идее мужу, ровно как и не говорит, зачем именно хочет съездить со мной в город.
Пожалуй, впервые в жизни я ей благодарна.
После завтрака я отвожу Ингвара к учителю. Юный дракон должен знать этикет, географию и историю, уметь считать, а также писать, читать и говорить на нескольких языках. Ингвар ещё так мал, но у него уже целый штат учителей, которые нахвалиться не могут талантливым учеником.