Измена. Осколки моей души
Шрифт:
К моему счастью, Маришку дважды просить не пришлось, видно ей и самой надо было, девушка быстро впихнула в рот кусок хлеба с маслом и повела меня в столь желанное сейчас место. Выйдя на хоз двор, мы направились в дальний его конец, где стояла вытянутая постройка с пятью узкими дверцами, характерный запах конечно был, но не настолько ужасный, как я успела себе нафантазировать.
– Вот сюда, где на дверях капелька нарисована – по малой нужде, а сюда, где лопата – по большой. Оттуда потом выгребают, а здесь так все в землю уходит. Если ты туда, где лопата, то песочком за собой присыпать не забудь, ну а зачем солома там лежит, ты, наверное, догадаешься?
– Полагаю, что да, но мне
С опаской я открыла дверь, но увиденное мной вполне годилось для использования, обычный дачный туалет: деревянная скамья с дыркой, под которой находилась яма, видимо, с хорошей дренажной системой. С боку была маленькая полочка со свечными огарками на случай, если придешь ночью. Туалетной бумаги, конечно, не было. Именно этот факт вызвал во мне первую тревожную мысль – а сон ли все это? Я сидела, смотря в щели между досок в двери на белый песок, залитый солнцем, и на затылке у меня поднимались волосы. Как сон может быть таким реальным? Но и взаправду всего этого, ведь, быть не может? Как подобное можно объяснить? Кажется, в моей голове загудело от напряжения, когда раздался голос Маришки.
– Еля, ну ты чего там? Дверь что ли перепутала?
– Иду! – глухо отозвалась я, подальше заталкивая пугающие мысли. Это сон, просто длинный, ужасно реальный сон, но я скоро проснусь, и он сотрется из моей памяти, как и все остальные сны.
Глава 3
– Вас только за безликой посылать, – посетовала Вася, когда мы вернулись на кухню. – Вот не подадим обед вовремя, с кого будут спрашивать? Госпожа Златослава меня позовет, да скажет: «ты Вассия стара, поди стала, нерасторопна. Не место тебе боле на кухне, раз голодные господа твои сидят за пустым столом, дожидаются. Иди-ка ты лучше за скотиной смотреть. Меня вон Клавка давно за сестру просит. Ее на кухню заместо тебя и назначу…
– Теть Вась, да ладно тебе причитать-то, мы ведь только тудой сбегали и сразу обратно!
– Тудой—разтудой, до басурманов поди ж добежать успели… Еля, ты давай за суп берись, вона там я петуха положила, ощипать его надо, а пока накипать будет, овощей почисть. Маришка садись вареники лепи, я тесто уже замесила и творог отвесила. А я на сыворотке сыр стану варить.
Честно говоря, я никогда в жизни никого не ощипывала, но под давлением авторитета тети Васи я села в уголок и взяла в руки дохлого молоденького петуха. Дернула перышко – держится крепко, потянула еще раз, отошло, но мне стало ясно, что процедура будет не быстрой и мало приятной для меня, петуху-то уже все равно. И мне стало за себя как-то обидно, почему, собственно, мне сниться сон, в котором я должна работать на кухне, от чего я не хозяйка имения? Я когда-то читала, что если сон доходит до абсурда, то им можно попытаться управлять. Что будет, если я просто встану и выйду с кухни? Поднимусь в столовую и сяду как госпожа?
– Еля! Ты что ж сидишь-то, перья считаешь? Дай сюда петуха, иди овощи чисть. – раздался над ухом голос кухарки, от которого я подскочила.
Уговаривать меня не пришлось, я с радостью вручила тушку Васе и взялась за картошку. Сильно я не утруждалась, морковь и картошка отправились в суп наполовину очищенными, крупными кусками, мне требовалось доказать самой себе, что все происходящее со мной лишь сон и мой дрянной суп никто просто не заметит, он исчезнет из реальности ровно в тот момент, когда слуга вынесет его за дверь на подносе.
Я наливала похлебку для двух конюхов, пришедших на обед, когда мужчина, унесший поднос с едой для господ вернулся, неся всю еду практически не тронутой. По спине у меня пробежался холодок, неужели мой суп заметили и вернули. Что теперь будет?
– Ох, что случилось-то? Господам не понравилось? – заволновалась кухарка.
– Господин и госпожа разругались. Прямо в столовой. Господин Дарен уехал, будет ли к ужину не известно.
От прозвучавшего имени моей сердце в груди перевернулось. Неужели Дарен тоже здесь и женат на другой женщине? В душе защемило, а на глаза навернулись слезы. За что мне это испытание? Неужели это моя пострадавшая психика так изощренно издевается надо мной?
– А молодой господин отобедал? – продолжала переживать тетя Вася.
– Изволил лишь крендельками угоститься.
– Бедный мальчик, совсем исхудает, а коли жирка не будет – зимой опять болеть начнет.
До меня с некоторой задержкой дошел смысл сказанных слов: у Дарена есть ребенок. Это причинило мне даже больше боли, чем случайно уведенная сцена в кафе, которая немного поблекла в памяти из-за последних ярких впечатлений. Ребенок словно делал Дарена в разы ближе к другой женщине. Это выбивало почву из-под ног, заставляло мою душу раскалываться на кусочки.
– Еля, ты чего бледная такая? Опять поплохело? Ты случаем не нагуляла себе проблем-то? – раздался голос кухарки над ухом, от чего я вздрогнула.
– Что? – растерянно посмотрела на женщину.
– Да когда ж ей гулялять-то? Из кухни почти не выходит. – вступилась за мою честь Маришка. – Может с животом плохо? Оно всяко бывает. Помню, я с братом слив зеленых наелась, да так потом мучалась, как есть, думала, помру!
– Так у нас тут и слив зеленых взяться неоткуда!
– Ну это я для примеру. Еля-то может, чем другим потравилась.
– Ох, ну и глупые вы у меня девки! Иди уж, приляг, до ужина время есть.
– Я лучше выйду, подышу.
– Ну иди-иди. Только долго не загуливай.
Я быстро преодолела уже знакомый коридор и оказалась на хозяйственном дворе. Светившее солнце казалось мне насмешкой, а летающие высоко в небе ласточки вызывали раздражение. Почему я не вижу сон про Дюймовочку? Почему эти ласточки летают там в вышине, занимаясь своими делами вместо того, чтобы отвезти меня в далекую южную страну к прекрасному принцу, который никогда меня не придаст и не причинит боли? Чувство несправедливости и обиды сдавливало грудь. Я быстро миновала двор, почти пробежала мимо скотного двора, располагавшегося подальше от имения, что бы шум и запахи не мешали хозяевам, и оказалась в бескрайнем поле, где колосилась еще зеленая тяжелая рож, а между колосьев росли васильки и ромашки. Отчего все вокруг, словно издевалось надо мной своей красотою? Я устало опустилась на колени и заплакала, мне было горько от того, что мир так красив, а человеческая душа столь уродлива и лжива. Мне, вдруг, стало жаль и этот василек, и ромашку, которых никто не оценит, не поймет их простой и искренней красоты, их воли к жизни и любви к солнцу. Я чувствовала себя таким же луговым цветком, который любил и доверял своему солнцу, но однажды его просто скосили, не за что, бросили как ненужный сорняк, растоптав нежные лепестки. Почему? За что? Что я сделала тебе, Дарен?
Я горевала, глотая горькие слезы, обхватив себя руками, покачиваясь, словно баюкая свою боль, застрявшую занозой глубоко в сердце. Когда приступ жалости к себе немного прошел, я легла, прижав колени к груди, наблюдая, как муравей ползет по стебельку, как маленькая голубая бабочка длинным хоботком ищет нектар в желтой тычинки ромашки, я прислушивалась к такому летнему и мелодичному стрекоту кузнечиков. Мне становилось легче от того, что жизнь вокруг продолжается не смотря на мою боль и вопреки ей. Я даже не заметила момента, когда мои веки отяжелели и я уснула.