Измена. Право на обман
Шрифт:
— Он оказался извращенцем, — Катя понижает голос и ее щеки заливает румянец стыда. — Мазохистом. С виду приличный мужик, а любит, когда его привязывают и бьют.
— Так, — с коротким смешком отвечаю я.
— Я его к кровати привязала…
— Ага?
— И сбежала, — прячет лицо в руках.
— А что не так-то? — я едва сдерживаю смех. — Я думаю, что ты поступила верно.
— Только я перед этим расплакалась, — бубнит Катя в ладони. — Понимаешь? Я не ушла, как королева, а разрыдалась перед
Подхожу к Кате, обнимаю ее и шепчу:
— А почему расплакалась?
— Не знаю, — жалобно всхлипывает в шею. — Мне с мужиками прям не везет, а теперь я еще думаю, что он женатик был.
В кармане коротко вибрирует телефон. Катя отстраняется и смахивает слезы:
— Прости.
Лезу в карман, и минуту пялюсь на фотографию, которую прислала мне мама. На снимке Саша шагает по дорожке в парке среди аккуратно стриженных кустов, а на его плечах сидит Дениска и на что-то показывает рукой. Очень трогательная и солнечная фотография, но в сердце расцветает на умиление, а боль.
— И что вас ждет? — едва слышно спрашивает Катя. — Развод?
Глава 9. Решительность обманутой жены
— До мурашек, — моргает Лидия Ивановна после того, как я выключаю запись с криком Саши и моими всхлипами.
Я заглянула к юристу по бракоразводным делам и семейному праву. Любопытной Кате, которая поинтересовалась вопросом, ожидает ли нас с Сашей развод, я ответила, что пусть идет работать.
— Но вы не похожи на ту, которую избивает муж, — Лидия Ивановна щурится и опускает очки на кончик носа.
— Это дело поправимое, — прячу телефон в карман. — Я смогу сыграть забитую и запуганную мужем-тираном женщину.
— Допустим, — Лидия Ивановна откидывается на спинку кресла. — А какую цель преследуем?
— Я не уверена, что мой муж согласится на полюбовный развод, — слабо улыбаюсь. — Их же переклинивает в такие моменты…
— Да, большинство мужиков с катушек съезжает, — соглашается Лидия Ивановна.
— У нас есть сын. Меня не интересует деньги или имущество, — нервно постукиваю пальцами по подлокотнику пальцами, — но сын должен остаться со мной, если моему мужу взбредет шальная мысль его у меня отобрать.
— Знаете, я… мягко скажем, обескуражена, — Лидия Ивановна медленно моргает. — Вы хотите обвинить супруга в насилии?..
Если честно, у меня нет конкретного плана действий. Первое: я хочу наказать мужа, второе: у него не должно быть возможности отнять у меня Дениску. Я пойду на что угодно, лишь бы мой сын остался со мной.
— Только в случае его упрямства. Подобные записи могут быть доказательством в суде его неадекватности и того, что его надо лишить родительских прав?
— Он пьет? Употребляет наркотические вещества?
— Нет, но…
— Притормозите,
— Я этого не говорила, — я не отвожу взгляд.
— Да по вашим глазам все видно, — поддается в мою сторону. — Лишить человека родительских прав тяжело. В первую очередь должна быть угроза для ребенка, но насилие к матери или члену семьи тоже могут быть основанием, однако одних только записей маловато. Вы понимаете?
— Что требуется еще?
— Свидетели, как минимум. А еще заявления в полицию, например. Вызовы при факте насилия, снятие побоев… Не вздумайте!
— Что? — я слабо улыбаюсь, а сама подумываю с лестницы упасть и приложится лицом о стену.
— Господи, — Лидия Ивановна встает, оправляет юбку и шагает к двери, которую запирает на ключ.
Затем он подходит к шкафу, роется в нем и достает бутылку из темного стекла и две стопки.
— Ну, с таким я первый раз сталкиваюсь, — возвращается за стол и разливает густую жидкость, которая напоминает жидкую смолу.
— Что это?
— Успокоительное, — придвигает стопку ко мне, — настойка на травках. С Алтая привезла. Пейте.
Поднимаюсь на ноги, уверенно плыву к столу и опрокидываю в себя мерзкую горькую жижу в себя. Передергиваю плечами и возвращаюсь в кресло.
— Ну, а теперь к сути, — говорит Лидия Ивановна, когда опустошает рюмку.
— Он мне изменил, — говорю я и неожиданно горько всхлипываю.
— Рядом с вами коробка салфеток, — Лидия Ивановна со вздохом кивает на низкий столик у кресла. — Не стесняйтесь.
Глава 10. Да, дорогой, я тебя слушаю
— Привет, мам, — шепчет Дениска.
Лежит у дивана, на котором задремал Саша, и что-то рисует цветными карандашами.
— Т-ссс, — прикладывает пальчик к губам, — папа спит.
На цыпочках прокрадываюсь к сыну, перешагивая кирпичики лего сажусь рядом:
— Что рисуешь?
Наревелась я в кабинете юристки всласть. Ее якобы успокаивающая настойка сняла с меня зажим, и я выпустила из себя поток слез и отчаяния, на которое Лидия Ивановна молча вздыхала.
— Вот, — Денис садится и вручает мне рисунок. — Это мы. Вот папа, вот я, вот ты, а это ба и деда.
Очаровательный рисунок, яркий и теплый. Руки и ноги у нас, конечно, разной длины и толщины, но улыбки у всех до ушей. А еще у меня очень модная прическа, которая напоминает гнездо. По сердцу пробегает трещина печали.
— Красиво, — шепотом отвечаю я, приобняв Дениску, и целую его в спутанный висок. — Художником будешь.
— Я еще не дорисовал, — вытягивает рисунок и вновь ложится на живот, — мы тебе с папой ужин приготовили. Мы уже покушали.