Измена. Второй шанс на любовь

Русских Виктория

– О попытке изнасилования и домогательствах.

– Подождите минуту, сейчас я кину этого в «обезьянник» и помогу вам. А ну, пшел! – рявкает он на пьяного и толкает дальше по коридору.

Я прижимаюсь к стенке. Минут через пять полицейский возвращается ко мне.

– Старший оперуполномоченный Авдеев, – представляется он. – Пройдемте в мой кабинет.

Мы проходим в кабинет. Авдеев садится за стол и делает приглашающий жест рукой.

– Присаживайтесь на стул. Рассказывайте, что случилось?

Я сажусь на стул напротив него и поднимаю

на него заплаканные глаза.

– Я не мог вас где-то раньше видеть? – спрашивает Авдеев и прищуривается.

– Могли. В кино. Я актриса.

– Ах вот оно что! – хлопает себя Авдеев по лбу. – Точно! Наверное, в каком-нибудь сериале вас видел. Так-так-так! И что вас сюда привело? Что случилось?

Я откашливаюсь. Мне сложно начать. Сложно произнести эту страшную фразу «меня пытались изнасиловать».

– Ну же, смелее, – ободряет меня Авдеев и улыбается. – Здесь вы в безопасности.

– Я хочу написать заявление о попытке изнасилования и домогательствах со стороны вышестоящего начальства.

– Так, – хмурится Авдеев. – А кто у нас начальство?

– Генеральный продюсер Олег Юрьевич Ольховский.

– Значит, генеральный продюсер? – тяжело вздыхает Авдеев, неуверенно протягивает руку и берет со стола лист чистой бумаги. – Прям-таки заявление хотите писать? По мирному не пытались?..

– Да вы что?! – взрываюсь я. – По какому мирному??? Он меня обманом вывез со съемочной площадки и чуть не изнасиловал в своей машине!

– Чуть?! – повторяет Авдеев. – Но не изнасиловал же?

– Ну извините, что меня не изнасиловали!

– Пили?

– Нет! Я между прочим беременная!

– Не кричите, вы не на сцене. На вас есть какие-то следы насилия? Для протокола.

Лихорадочно осматриваю себя в поисках несуществующих следов.

– Нет на мне следов! Меня же не успели изнасиловать в конце-то концов!

– А что мы тогда предъявим вашему недонасильнику? Попытка, это к сожалению, еще не насилие.

– К сожалению??? – задыхаюсь я от возмущения. – А вы что – его адвокат, что уже защищать его принялись? Вы меня защищать должны!

– Во-первых, я никого ни от кого в данном случае защищать не должен. А во-вторых, у вас нет никаких доказательств. Ведь нет же?

– Нет, кажется, – в смятении отвечаю я. – Постойте! У меня есть доказательства! Я его за ухо укусила! Наверняка рана осталась! Я же не могла ни с того ни сего напасть на своего начальника?!

Авдеев смотрит на меня как на сумасшедшую.

– Так это доказательство того, что ВЫ напали на него, а не ОН на вас. Он еще и в суд на вас подаст за отгрызенное ухо. Еще и компенсацию ему платить будете.

– Да не отгрызала я ему ухо! Зачем вы преувеличиваете? Это была эта… как ее… самооборона!

– Эк вы какая подкованная – самооборона.

– Дайте лист бумаги, я буду писать заявление.

Протягиваю руку за листом. Авдеев откидывается на спинку кресла и обмахивается листом.

– Я-то дам. А хотите, расскажу дальнейшее развитие событий? – снова тяжело вздыхает он.

– Расскажите.

–

Вы сейчас напишите заявление, я его у вас приму, а через день вы придете его забирать. Потому что ваш недонасильник предложит урегулировать проблему по мирному и предложит вам кругленькую сумму отступных. А возможно, и подаст встречный иск за отгрызенное ухо. Тогда ВЫ будете платить ему компенсацию и отступные, чтобы он вас не засадил за…

– Да не отгрызала я у него ухо! На месте оно! – взрываюсь я и багровею от злости.

– Это неважно! Доказательств его нападения на вас у вас нет, а вашего нападения на него у него есть! А?

– Тогда, может, вы на меня и наручники наденете, и в «обезьянник» к алкашу кинете?

– Ой, актрисы такие актрисы, воображение у вас прям зашкаливает, – смеется Авдеев. – Ну какие наручники? Чаю хотите?

– Не хочу я чаю, я бумагу хочу. Дайте мне лист бумаги, наконец! Почему вы мне его не даете?

– Нате!

Авдеев раздраженно бросает передо мной лист бумаги и шмякает сверху ручку.

– Пишите! Все как было, со всеми подробностями! И про отгрызание уха не забудьте! И не говорите мне потом, что я вас не предупреждал. Вы думаете, что в жизни всё как в кино? Нет, нет и нет!

Я беру ручку и начинаю писать. Авдеев вскакивает с кресла и начинает нервно ходить по кабинету.

– Кто он там у вас? Продюсер? – уточняет он.

– Генеральный продюсер.

– Еще лучше. Подумайте хорошенько, прежде чем тягаться с генеральным продюсером. У вас есть лишние деньги и силы? Состава преступления ведь нет, вы не сможете ничего доказать…

Слезы капают у меня из глаз и падают на бумагу, оставляя на ней большие мокрые чернильные пятна.

– Зато я хотя бы попытаюсь, – вытирая слезы, тихо отвечаю я. – И пусть все узнают, какие нынче генеральные продюсеры – насильники и домогатели.

Авдеев молча принимает мое заявление и провожает до выхода из отделения.

– Ну что ж, до скорого, – прощается он со мной и открывает дверь.

– До свидания, а не до скорого.

– А вы упрямая… Ой, автограф-то забыл! – хлопает себя ладонью по лбу Авдеев. – Автограф на память оставите?

– Зачем вам мой автограф? – искренне удивляюсь я, пожимая плечами. – Вы ни фамилии моей не знаете, ни названия фильмов, в которых я снималась.

– А пусть будет! Так положено. Только вот не на чем автограф-то оставить, – растерянно хлопает себя по карманам. – Ну да ладно, потом оставите, когда заявление придете забирать.

– Не приду, – твердо отвечаю я. – До свидания.

Выхожу из отделения полиции и сажусь в такси. Едем в сторону моего дома.

Достаю из сумки телефон и хочу позвонить Максу. Но меня ожидает неприятный сюрприз – телефон разрядился. А я больше всего на свете хочу, чтобы Макс сейчас оказался рядом и поддержал меня, успокоил, обнял, поцеловал, отвез домой и остался бы со мной навсегда. И только в этот момент я понимаю, что люблю его до сих пор. Как же глупо, что мы расстались. Глупо и нелепо! Кто же виноват?