Измена

Девушка начала всхрапывать: противный звук, словно молящий о милосердии. Но Кайлока раздражал не столько звук, сколько запах. Мерзкий запах ее пола. Удушающая вонь пота, мочи и прочих выделений. Зловоние, лучше всяких книг раскрывающее истинную натуру женщины. Ту тайную натуру, которую женщины путем всяческих ухищрений стремятся скрыть от мужчин. Стремятся и преуспевают в этом — ведь мужчину так легко одурачить наружной прелестью: пышной грудью, блеском зубов, ароматом духов.

Но всей правды не скроешь: ни одной женщине не дано, как бы она ни налегала на духи и пудру, избавиться от запаха

Кайлок встал с постели, чтобы отойти подальше от этого смрада. Он охотно растолкал бы девицу и прогнал ее прочь — но это не входило в его планы, да и вряд ли он сумел бы привести ее в чувство после всего того, что проделывал с ней ночью. Ничего, очухается: живучесть — еще одна черта их пола.

Он подошел к медному умывальному тазу, стоящему, как всегда, наготове, и стал мыть руки. Он тер их жесткой щеточкой из свиной щетины, старательно счищая запах женщины. Пальцы, которые всего лишь одну длину свечи назад жадно блуждали по выпуклостям и углублениям женского тела, теперь мокли в насыщенной щелоком воде. В эту ночь Кайлок занимался своим омовением особенно тщательно — так он проявлял уважение к тому, что ему предстояло совершить. Не к человеку, которого это касалось, но к величию самого свершения.

Он взглянул на свои пальцы — бледные и длинные, изящно заостренные. Совсем не такие, как у отца.

Тень улыбки прошла по губам Кайлока, и он повернулся к зеркалу. И лицом он не в отца: глаза, нос, зубы — все совершенно другое. С внезапной злобой Кайлок грохнул по зеркалу кулаком, и оно разбилось с громким треском. Девушка на постели зашевелилась, но снова затихла, укрывшись в безопасности забытья.

Кайлок не поранил руку при ударе и остался доволен: в эту ночь все должно обойтись без крови. Его отражение множилось в осколках, и в каждом незримо присутствовала мать. В том, что он сын своей матери, сомневаться не приходится. Очертания щек и лба, форма рта — все это от нее.

Отцовские же черты искать тщетно: их нет, да и быть не может. Он не сын своего отца. Это столь же неоспоримо, как вот этот нос у него на лице. Нос-то все и выдает: шутка, может, и не смешная, зато верная.

Кайлок отвернулся от зеркала и стал одеваться. Без всяких изысков — в черное, как и всегда, столь неуместное днем и столь приличествующее ночи. Цвет секретов и тайных деяний. Цвет смерти. Кайлок не нуждался в зеркале, чтобы знать, как этот цвет ему к лицу. Матери черное тоже пошло бы.

Место, куда он направлялся, находилось совсем близко — только пройти по коридору, но он не войдет под эти запретные своды, не коснется холодной бронзы дверей. Он изберет окольный путь.

Кайлок вышел из своих покоев и направился в крыло, где обитали придворные дамы. Если бы кто-то и увидел его, то притворился бы незрячим: уж кому-кому, а наследнику Четырех Королевств не писаны правила, воспрещающие посещать дам после сумерек.

Но Кайлок шел не к даме — ему нужно было проникнуть в потайной ход. Дамское крыло для этого всего удобнее: туда свободно может направиться принц, и ничьи взоры не осмелятся последовать за ним.

С тайными переходами замка познакомил Кайлока королевский советник. Как-то давно, в канун зимы, принца поймали на том, что он травил гончими птенцов на птичьем дворе. В наказание королева запретила ему на неделю покидать свои комнаты. Баралис помог ему нарушить этот запрет. Открыв своими скрюченными пальцами стену, советник преподнес принцу бесценный дар. Кайлок и теперь помнил охвативший его трепет открытия — будто он нашел то, что искал всегда среди окружавшего его зловония и злопыхательства. То открытие изменило всю его жизнь. С тех пор ничто не ускользнуло от его зоркого ока. Он видел, как вельможи валяются с горничными, слышал, как слуги злоумышляют против своих хозяев, и обнаруживал под слоем пудры оспины на лицах придворных дам.

Все представало не таким, каким казалось. Костяк мира складывался из продажности и алчности. Плоть покрывала множество грехов, и Баралис, открыв принцу доступ в тайные ходы замка Харвелл, сорвал с жизни всю мишуру.

Кайлок нашел нужную стену, провел по ней пальцами, и ему почудился щелчок сработавшего механизма. Войдя в манящий темный проем, принц двинулся в нужную ему сторону.

Внезапный холод и запах гнили напомнили ему о матери. Поистине свет еще не видел подобной потаскухи! Королева Аринальда, прекрасная и надменная — такая праведная и безупречная с виду. Как часто видимое расходится с правдой! Только запах не обманывает — он у нее сильнее, чем у любой другой женщины. От нее разит, как от шлюхи. Порой зловоние становилось столь невыносимым, что Кайлок не мог оставаться в ее присутствии. Со сколькими же мужчинами переспала его мать? Сколько раз она лгала? Сколько измен на ее совести?

То, что она спала не только с королем, очевидно. Он, Кайлок, живое тому свидетельство. В нем нет крови Харвеллов. Все короли этой династии были белокурыми, все — с короткими массивными руками и ногами.

Его мать забавлялась с другими мужчинами, и он — плод ее неосторожности. Женщины — слабый пол, и источник этой слабости — их всепоглощающая похоть. Они омерзительны: их тонкая кожа прикрывает гнусное нутро, ничем не отличающееся от звериного. Пусть бы еще уличные девки и трактирные прислужницы потворствовали своим желаниям, но королева! Его мать, которой следовало бы стоять выше всех женщин государства, — шлюха самого низкого пошиба. А он — шлюхин сын. Он не мог поглядеться в зеркало, не вспомнив об этом.

Вот он и пришел — как скоро! Это сердце замка, источник, из которого все проистекает — или проистекало бы, если бы жизнь шла должным порядком, — покои короля.

Кайлок открыл стену и вошел. Запах тлена охватил его — запах человека, медленно уступающего свое тело смерти. Слишком медленно.

Тихо, зная, что верховный банщик находится в смежном покое, Кайлок прокрался через комнату. Сердце его бешено стучало от волнения и страха. Он подошел к кровати — чудовищному сооружению из багряного шелка, — бывшей обиталищем короля последние пять лет. Кайлок откинул занавеси и взглянул в лицо человеку, который не был его отцом.

При виде короля он почувствовал жалость. Стараниями лекарей у больного не осталось ни волос, ни зубов. Сердце щемило от зрелища этих впалых щек и вечно слюнявого рта. Кайлок увидел мокрую от слюны подушку, и жалость уступила место отвращению. Нет, это не король. Настоящий король — это мать Кайлока. Эту закоренелую блудницу, погрязшую в грехах, сделали правительницей во всем, кроме имени. Кто знает — может, это она и навела порчу на короля. Все женщины — изменницы по сути своей.

Но нынче ночью все переменится. Он избавит страну не только от никчемного короля, но и от подставной королевы. Завтра его мать лишится всякой власти. Трон займет новый король, и дура она будет, если попытается и при нем взять вожжи в свои руки.