Измена
Шрифт:
В разговор бесцеремонно вмешался Фугит, рассматривающий покрытый защитными надписями старинный панцирь, висевший возле него на стене.
– Граф, вы не могли бы мне показать вашу оружейную? Говорят, там много редкого оружия.
Граф изумленно на него воззрился, явно не понимая, как можно прерывать говорившего, так откровенно пренебрегая этикетом. Впрочем, он и сам нередко этим грешил, поэтому лишь спросил у остальных, не будут ли они так любезны подождать? Или, может, кто-то разделяет страсть сэра Фугита к редкому оружию?
– Возможно, именно этого и ожидал досточтимый сэр Паккат?
– лэрд спокойно отпил вина из своего кубка.
– Вы думаете, граф воспользуется моментом?
– Почему бы и нет? Он будет просто глупцом, если этого не сделает. Вы же знаете, что при Фугите нельзя говорить ни о чем серьезном. У него слова за пазухой не держатся.
– Ну, если сэр Паккат и послал сына именно за этим, то кто мы такие, чтобы вмешиваться?
– нескио терпеть не мог этого дурного мальчишку и не скрывал этого.
– Что ж, вернее способа избавиться от этого оболтуса найти трудно.
Минут через десять вернулись ушедшие. Фугит имел вид глуповато-ушибленый, глядя на своих спутников так, будто увидал их впервые в жизни. Выспрашивать, что же он повидал в оружейной, никто не стал. Было ясно, что он зачарован, но никто и не думал протестовать.
Решив, что Фугит больше не представляет опасности, лэрд предложил говорить начистоту:
– Засада очень ненадежное дело, граф. Медиатор и его сыновья закаленные воины. К тому же они не ходят без охраны. Яд куда вернее.
– При этих словах лэрд пристально глянул на покрытые пылью и паутиной бутылки, и было непонятно, о чем конкретно он говорит.
Граф тонко усмехнулся.
– Я и хотел предложить именно это. Но боялся быть непонятым, - он многозначительно посмотрел на Фугита.
– Я знаю, некоторые не умеют молчать. Вернее, не умели.
Фугит бестолково улыбался, явно не понимая, о чем идет речь.
– У вас одного есть возможность для тихого устранения семейства Медиатора.
– Лэрд обнажил в неприятной ухмылке почерневшие от старости зубы.
– Вот только согласится ли ваша сестра убить собственного мужа, пусть ее брак и не освящен церковью?
– Зинелла сделает все, что я ей велю.
– Граф зловеще нахмурил черные брови.
– Ослушаться она не посмеет. Да и наместник ей так же неприятен, как и мне. Хотя она и вынуждена спать с ним.
– Хотел бы я быть так уверен в своих родных, как вы, граф. Похоже, она вас сильно любит, - маркиз не смог отказать себе в удовольствии в очередной раз уязвить Контрарио.
– Любит?
– граф был озадачен.
– Меня никто не любит. Она меня до чертиков боится и ненавидит, как и все прочие.
– Он склонил голову, пряча в глазах пренебрежение, и учтиво заметил: - О присутствующих я не говорю. Впрочем, страх и ненависть куда надежнее любви, которая сегодня есть, а завтра нет.
В его голосе чуткому уху маркиза послышалось
– Вам нравится внушать людям ужас, граф?
Тот на мгновенье замешкался.
– Пожалуй. Есть в этом своеобразная прелесть, вы не находите?
Маркиз боязливо заерзал под холодным взглядом графа, не зная, как вырваться из оков его железной воли.
– Но все-таки вы дадите поручение Зинелле? У нее единственной есть такая возможность, - лэрд упрямо стоял на своем.
Граф неохотно отвел глаза от своей жертвы и повернулся к лэрду.
– Вы правы, возможность есть. Но вот средства нет.
– Почему нет средства? Неужели она не хранит хоть несколько капель добротного быстродействующего яда?
– лэрд не поверил графу.
– Какая непредусмотрительность!
– Это не непредусмотрительность, это вынужденность. Когда умерла жена Медиатора, мне стоило большого труда обратить его взор на Зинеллу. Вы же знаете, она похожа на покойницу и лицом, и статью, хотя и изрядно уступает ей, увы. Медиатор взял ее в свои покои, но буквально нагишом. Все, что было при ней, уничтожили.
– Все знали, что она дочь вашего отца, граф.
– Этого никто и не скрывал. Но я и не дал ей ничего такого, что могло бы навести на определенные подозрения. Нужно было выждать.
– И вы ждали целых пятнадцать лет?
– Почему бы нет?
– Но она родила наместнику троих детей!
– И что это значит?
– Но женщина не может предать своих детей!
Граф обратил взор куда-то внутрь себя.
– Не может? Почему же это? Только не говорите мне о святости материнской любви. К тому же в наших с Зинеллой жилах течет кровь самого дурного рода королевства - кровь Сордидов.
На мгновенье вынырнувший из прострации Фугит привстал в язвительном поклоне:
– Благодарю вас, граф, за комплимент!
Тот небрежно махнул рукой.
– Не за что, мой дорогой родственник, не за что! Несмотря на то, что все это знают, перед женщинами этого семейства очень трудно устоять. Чему примером является и мое появление на свет, и ваше, мой отчаянный сэр Фугит. Наши отцы тоже не смогли устоять перед чарами наших матерей, хотя прекрасно знали историю их рода. И наши матери не обманули ожиданий. Впрочем, мой отец не слишком переживал по этому поводу, и доказательство тому - появление на свет Зинеллы всего-то через пять лет после его женитьбы.
– Он был давно знаком с ее матерью? Насколько помню, это побочная сестра вашей матушки.
– Верно. После смерти матери она надеялась стать графиней, но не получилось.
– Ваш отец проявил здравый смысл?
– Нет, его проявил я. Отец просто прислушался ко мне.
Гости переглянулись. Прислушался? Все хорошо знали буйный и независимый нрав прежнего графа. Интересно, как смог его сын, тогда еще виконт, найти нужные аргументы? И каковы они были?