Шрифт:
Annotation
Парня, который вступился за девчонку, защищая ее от надругательства со стороны взрослых деток руководителей одного из приграничных районов, обвиняют в попытке изнасилования, вывернув дело наизнанку, и запугав пострадавшую. По совету деда, парень решается на побег...
Изменить судьбу
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Nota bene
Изменить судьбу
Глава 1
В
Тех, кто вечно страдает, нельзя извинить.
Можешь пить свою желчь до скончания жизни:
Жизнь нельзя сократить и нельзя удлинить.
(Омар Хайям)
1.
Все началось с приезда молодых охотников. Из тех, кому наплевать на запреты, и ограничения. Тех, кто охотится не в тот момент, когда открыт сезон охоты, а когда под хвост попадает вожжа. То есть вот захотелось человеку съездить пострелять, и он берет ружье, собирает дружков, пару ящиков водки, много-много закусок и заедок, садится на папин служебный козлик, и отправляется в ближний или дальний лес, в зависимости от настроения. В принципе, нечего страшного при этом не происходит, потому как чаще всего, горе охотнички, к моменту прибытия на место, находятся уже сильно навеселе, и потому стрельба скорее происходит по опустошенным бутылкам, нежели по промысловому зверю, поэтому на подобные вылазки не особенно обращают внимания. Тем более, что родители этих бездельников, занимают довольно высокие посты районного масштаба. Учитывая, что республика Бурятия, не такая уж и большая по площади, районный масштаб считается у нас довольно высоким по значимости. Да и дело скорее в том, что Москва она далеко, и даже до Улан-Удэ, попробуй доберись, а еще сложнее добиться правды, а районное начальство вот оно, рядышком, и учитывая, что городок относительно невелик, все друг друга знают, особенно на уровне местного начальства.
И в общем-то последний заезд не был бы ничем примечателен, если бы подвыпившие охотнички, после того, как расстреляли все пустые бутылки и прибили под шумок старого мерина, принадлежавшего местному леснику Алдару Дамдиндоржиеву, на этом бы и успокоились. К тому же сезон охоты был в самом разгаре и потому, никаких особых претензий к ним не имелось. А мерин и так доживал последние дни. Но видимо, все это только раззадорило их пыл, и они полезли на внучку, старого лесника которая сама того не осознавая появилась, не в самое удачное время, в самом неудачном месте. Но хуже всего оказалось то, что вместе с нею здесь оказался и я, и если для шестнадцатилетней девчонки, все закончилось разорванной блузкой, и несколькими синяками, полученными в ходе настойчивых ухаживаний представителей передовой советской молодежи, то я, заступившись за нее, и приведя в чувство некоторых сыновей наших партийных руководителей сейчас оказался в несколько подвешенном состоянии.
Почему? Спросите вы. А все просто. Относительно приведенные в чувство парни, загрузились в свой автомобиль, и покинули угодья Шарагольского лесного хозяйства, девочку, слегка растерзанную в ходе разборок, с несколькими синяками и царапинами, следом за несостоявшимися насильниками, увезли в районную больницу, потому как у нас в селе, имеется только фельдшерский-акушерский пункт, а тетка Аксинья, хоть и считается опытным медиком, но тоже резко отрицательно относится к именно таким нетрадиционным отношениям. Будь ты простой работяга, скотовод, или сын главы нашего района. И потому, отвезя девочку в районную больницу тут же заявила о нападении в милицию.
И вроде бы, все ясно и прозрачно, и правда должна восторжествовать, тем более, что тому имеется множество свидетелей, и невольных участников. Но увы, не все так хорошо, как кажется с первого взгляда. Уж не знаю, что именно посулили Айгуль, внучке лесника, но в итоге оказалось, что насильниками выступали не дети районного руководства, «случайно» оказавшиеся на месте преступления, а ваш покорный слуга. А сыновья нашего районного начальства как раз и пытались пресечь попытку изнасилования девочки с моей стороны. При этом, некоторые из них, получили травмы, опасные для жизни. Все верно, бил я от всей души. А душа у меня еще та, не зря же Медведем прозвали.
Все это сейчас поведал нам с дедом, наш участковый милиционер, которому из районного центра, пришла ориентировка, и требование на задержание предполагаемого преступника, то есть меня. В то, что я мог оказаться тем самым насильником никто не верил, да, что говорить, если наш участковый Владимир Степанович, сам присутствовал при происшествии, может не с самого начала, но все же. Да и о моей дружбе с Айгуль, знало все село, как, впрочем, и то, что наши отношения, давно переступили определенную черту, и мы в общем ни от кого этого не скрывали. Зачем в таком случае мне понадобилось насиловать ее, когда я в любой момент, мог сблизится с нею по обоюдному согласию?
Но все вышло совсем иначе. Уж не знаю, что произошло в Кяхте, но раз пришла ориентировка на мое задержание, следовательно, дело приняло дурной оборот. Толи девочку запугали, то ли наоборот пообещали вознаградить, но виновным в итоге оказался именно я. Если бы дело не касалось сыновей нашего руководства, еще можно было бы на что-то надеяться, но в этом случае, все надежды исчезают как дым, поэтому короткий разговор между мною, дедом и Владимиром Степановичем, завершился безапелляционным итогом, — мне нужно уходить. И чем дальше, тем лучше. Потому что в противном случае меня ожидает суд, и «мохнатая» статья №117, которую очень «уважают» на зоне. И с такой статьёй туда лучше не попадать. Там не станут разбираться правильно тебя осудили или по ложному доносу. Это как несмываемое клеймо, раз и навсегда…
— Ты уж не обижайся Петр Иванович, но тут я бессилен. — Подвел итог наш участковый. — Не зря же говорят: «С сильным не судись». Поэтому, чтобы без обид. Сутки. Больше я дать не могу, иначе полетит и моя голова. Но сутки я гарантирую, хотя лучше не затягивать.
Петр Иванович Пименов — это мой дед. На самом деле крестили его несколько иначе, и настоящее его имя звучит как Педро де Пиментель. Наверное, мне стоит несколько углубиться в историю семьи, тем более, что уж сейчас-то время на это точно есть. Мой дед родился в провинции Вальядолид, на север-западе Испании в 1916 году, в боковой ветви семьи герцога Марино де Пиментель де лос Долорес Тельес-Хирон и Домине. При рождении мальчику дали имя Педро и фамилию отца де Пиментель. Семья, хоть и находилась в высшем испанском дворянстве, и считалась близкой родней герцогов де Беневенте, однако же, очень богатой назвать ее было нельзя. Тем не менее, старшие братья моего деда, получили хорошее образование в столичном Университете, а сам Педро мой будущий дед, закончил Высшую Техническую Школу в Леоне, получив диплом механика. И впереди его ждалоа счастливая жизнь.
ИНоедва он успел получить диплом, как разразилась гражданская война. Деду, по его же словам, были близки устремления республиканцев, и потому нисколько не сомневаясь в своем выборе, он встал на сторону коммунистов, и полностью отдался правому делу. Учитывая то, что он был хорошим механиком, то вместо войны в окопах, занимался ремонтом авиатехники, вначале на испанских аэродромах, а после среди союзнической авиации. Там же, выступая в роли стрелка, в одном из вылетов, получил ранение в грудь, и после лечения, был отправлен в Москву, в Высшую Ленинскую школу. Потому, что еще находясь на фронте, проявил не дюжие способности в агитации. Казалось бы, все идет как нужно, но в январе 1938 года, по анонимному доносу, его обвинили в шпионской деятельности в пользу фашистской Испании, и дав семь лет лагерей, отправили валить лес в Иркутскую область.
Правда, надолго это не затянулось, уже вскоре после утверждения в ноябре 1938 года Наркомом внутренних дел товарища Берия Л. П., по многим лагерям прокатилась волна амнистий, под которую попал и мой дед, таким образом, в начале февраля 1940 года отсидев всего два с небольшим года, вместо назначенных семи. Правда несмотря на амнистию, ему было запрещено покидать Бурятию, и уж тем более выезжать за границу. Да и по сути ехать было некуда, поэтому ткнувшись то в одно, то в другое место, в итоге осел практически на границе с Монголией, которая в это время по сути границей и не считалась, устроив свою жизнь в селе Шарагол Троицесавского аймака (уезда) в качестве охотника местного промыслового хозяйства. Уже через год дед поставил дом и взял себе в жены уроженку Шаарнатского улуса, Монгольской Народной Республики, по имени Уринтуя, что в переводе звучало, как «Нежная заря». Так, благодаря этому появилась моя мать. А в конце 1941 года, через полгода после начала Великой Отечественной Войны, деда вновь призвали в армию и отправили на фронт.