Изменники
Шрифт:
— Какое вознаграждение способно в достаточной степени компенсировать женщине близость с гигантской ящерицей? Они терпят ужас и стыд, потому что не осмеливаются отказать.
— Золотые драконы умеют менять облик. Они навещают своих любовниц в виде мужчин их расы. — Он усмехнулся. — В противном случае женщины были бы просто раздавлены. Но мы оба принадлежим к знатным фамилиям и познакомились совсем недавно, поэтому не должны вести такие вульгарные беседы. К тому же мы уже подъезжаем к вашему новому дому.
Колонна проследовала через арку в стене, украшенную мозаикой
— Это эльфийский квартал, — сообщил Респен. — Представляете, сколько труда и могущественной магии потребовалось, чтобы пересадить эти деревья на вершину горы, для того чтобы наш народ мог чувствовать себя как дома?
— Другими словами, — сказала она, — Орктриен нанес ущерб настоящему лесу, чтобы создать это искусственное место. Меня это не удивляет. Его вредители убивают деревья каждый день, чтобы расчистить место под его проклятые фермерские угодья.
— Армии нужна еда, миледи. Всему королевству нужна еда, а правда, как бы прискорбна она ни звучала, состоит в том, что леса не способны обеспечить нас таким количеством пищи, как хлебные поля. Уверяю вас, король собирается оставить большую часть лесов нетронутой.
— Каждая частичка земли, каждый листик, каждая веточка нашей родины священна, милорд. Если в вас еще осталась душа эльфа, вы поймете это. Но боюсь, она давным-давно зачахла в вас.
Респен почувствовал, что у него начинает болеть голова.
— Мы сможем обсудить это позже, на досуге. А сейчас позвольте сопроводить вас в вашу новую резиденцию, где вы сможете отдохнуть.
По вечерам Винтерфлауэр пела, стоя на одной из открытых платформ высоко на макушке своего дерева. Ее репертуар, состоящий из элегий и погребальных песен, был таким же мрачным, как и ее разговоры, но голос был так прекрасен, что соседи вскоре приобрели привычку останавливаться и слушать ее пение. Через какое-то время весть об этом представлении разлетелась по всему городу, и даже те, кто не принадлежал к эльфийской расе, начали приходить во время сумерек в квартал, чтобы послушать этот бесплатный концерт.
Когда сам король попросил о песне, это, вероятно, не должно было вызвать большого удивления, но Респена это тем не менее застало врасплох. Он оторвал голову от стола, за которым ужинал вместе с заложниками, и посмотрел в противоположный конец зала, туда, где на пьедестале сидел Орктриен, склонившись над своей тарелкой размером с колесо телеги, на которой лежал кусок говядины, и чашей красного вина.
— Прощу прощения, Ваше Величество?
— Я слышал о соловье из эльфийского квартала, — сказал дракон. — Пожалуйста, миледи, порадуйте нас своим пением в честь моей победы над
Внутренне Респен содрогнулся. Некоторые из детей мятежников хорошо переносили свой мягкий плен, но Винтерфлауэр оставалась такой же пренебрежительной и непреклонной, как и в самом начале. Он боялся, что она откажется выполнить приказ Орктриена и будет наказана. Респен никогда не считал золотых драконов жестокими по своей природе, но его повелитель был полон королевской гордости, полон драконьей гордости, и не был склонен терпеть неуважение.
Респен начал подыскивать слова оправдания, чтобы вступиться за Винтерфлауэр, но она встала из-за стола прежде, чем он успел что-нибудь придумать.
— Как будет угодно Вашему Величеству, — сказала она, затем проследовала к трону, остановилась возле него, сделала вдох и начала петь. Песня Винтерфлауэр, печальная баллада, была такой красивой, что ее очарование подействовало на всех присутствующих в зале. Респен был пленен ею так же, как и остальные, пока до него не дошло, какое значение могут иметь слова баллады. Ему лишь оставалось надеяться, что никто не истолкует их подобным образом. Многие в зале даже не знали эльфийского языка, остальным же, вроде, было достаточно самого пения, и они не искали в балладе провокационный подтекст. Возможно, он думал, все обойдется.
Но тут в воздухе замерцал голубым светом бесплотный кулак. Он ударил Винтерфлауэр по лицу, и девушка упала на пол.
Респен вскочил на ноги, отпинывая кресло, в котором сидел. Он призвал свой посох, и в его руке возник белый светящийся металлический шест.
Мальдур, усмехнувшись, тоже встал. Он не стал вызывать свой посох — возможно, он и не владел этим умением — но в драгоценных камнях, которые он носил на каждой руке, вспыхнул, а затем медленно погас огонь.
— Вы, конечно же, заметили, — сказал человеческий маг, — что в песне говорится о сумасшедшем, самовлюбленном короле и несчастьях, которые обрушились на подданных из-за его плохого правления.
— Это старая песня, — возразил Респен. — Она относится к тем временам, когда эльфы еще не ходили по этой земле.
— И все же. Она, без сомнения, замаскировала под этой балладой критику правления Его Величества. — Мальдур перевел взгляд на Винтерфлауэр. — Не так ли, миледи?
Респен пристально глядел на нее, умоляя глазами: хоть раз в виде исключения придержите свой острый язык, вы можете поплатиться жизнью, если признаетесь в этом.
Она тоже смотрела на него, затем опустила глаза и произнесла таким кротким тоном, какой он никогда прежде не слышал от нее:
— Как сказал лорд Респен, это всего лишь старая грустная песня. Я ничего не подразумевала под ней и прошу прощения, если она кого-то задела.
Респен протянул ей руку и помог встать, затем бросил гневный взгляд на Мальдура:
— Это вы, милорд, должны просить прощения.
— Вздор, — сказал человек. — Это очевидно, что она намеревалась нанести оскорбление, даже если сейчас ей недостает смелости признаться в этом. И в любом случае, я не прошу прощения у мятежников.
Респен повернулся к Орктриену: