Изменщик
Шрифт:
Злая ему досталась судьба — быть женатым на возлюбленной психа. Судьба эта отомстила ему гораздо сильнее, чем могла бы я сама.
Признание
— Ну что, счастливица, танцуй! — Ворвалась в палату медсестра и сама чуть не пустилась в пляс. — Отремонтировали твоего благоверного, в интенсивной лежит, отходит. Все прошло хорошо, ребятушки наши довольны как слоны. Даже личико ему собрали не самое страшное.
Я
— Эй, куда собралась-то! — Вернула меня на землю медсестра. Причем физически уложив обратно в койку. — Все равно тебя сегодня не пустят никуда. Ложись, спи. Завтра утром выпишем тебя, тогда и побежишь миловаться.
Миловаться… Они тут, к счастью, не знали мою историю целиком. Разве что могли догадываться по обрывкам разговоров, но вряд ли кому-то было дело до моей семейной жизни.
— Ну я пойду, — сказала мама, собирая вещи. — Ты все-таки подумай, у тебя вся ночь есть. Пойми, что ты уже не девочка тоже, надежду на принца пора похоронить. А тут свой, родной, изученный.
Дверь за ней захлопнулась, а я осталась в палате одна. За окном была непроглядная темень и только мое бледное лицо отражалось в оконном стекле. Я смотрела на себя, положив руку на живот и пыталась вообразить себе жизнь без Миши. И наоборот, жизнь с Мишей. Второе получалось гораздо хуже и куда непредсказуемей.
Утром мне наконец вручили выписку и разрешили покинуть гинекологическое крыло больницы.
— Будем ждать возвращения! — Помахали напоследок медсестры.
А я уже спешила к Мише. По данным разведки от свекрови, Мишу уже перевели обратно в его палату.
Я шла туда прямой наводкой, и она даже не решилась преступить мне путь.
Зашла… и замерла.
Миша снова был замотан в бинты, но выглядел теперь… как-то иначе. Не так безнадежно, что ли? И глаза были открыты, хотя опять в темных кругах. Зато стало видно растрепанную шевелюру. Повинуясь какому-то странному порыву, я подошла к изголовью и погладила его по голове. Словно дикого зверя, теперь раненого и неопасного. В сердце разливалась боль и жалость. Все же большую часть жизни он был моим Мишей. А тот человек, которым обернулся в последние месяцы… Бывают же раковые больные сами не свои от боли?
Миша поднял левую руку и протянул ее мне. Я положила свои пальцы на его загипсованную ладонь.
— Все будет хорошо, — сказала я, не зная, что тут еще можно добавить.
Очень хотелось попросить прощения, но он ведь даже не поймет, за что. А признаваться в том, чьими молитвами Миша тут лежит разобранный я не собиралась.
— Не будет… — скрипучим голосом и очень тихо произнес Миша.
Чтобы его расслышать мне пришлось сесть на кровать рядом. И он тут же придвинулся ко мне.
— Лена… — начал он, тяжело дыша. Похоже, разговоры давались ему с трудом. — Хорошо, что ты пришла попрощаться. Я так рад.
—
— Потому что мне нет смысла жить без тебя. Я это понял, пока был в коме. Всю жизнь провести без тебя или умереть? Выбор очевиден.
— Миш, ты совсем обалдел, что ли! — Взвилась я. — Не смей такое говорить!
— Мама сказала, что ты….— начал он.
Я напряглась всем телом.
Сболтнула что ли? Убью. Своими руками задушу!
— Что ты все равно уйдешь от меня… Спасибо, что позволила попрощаться.
Он договорил и откинулся на подушки. Дыхание хрипло вырывалось из его рта, а я моргала, пытаясь избавиться от невесть откуда взявшихся слез.
— Не уходи еще чуть-чуть, пожалуйста… — попросил он едва слышно, не открывая глаз. — Прошу, Лен…
Вот в этот момент я и решилась.
— Миш… — я положила ладонь ему на грудь, чувствуя через повязки биение его сердца. — Миш, послушай.
Дождалась, пока он приоткрыл глаза и призналась:
— Миш, я беременна. У тебя будет сын.
Неважно, что я еще не знаю пол ребенка.
Пусть верит в то, что сын. Лишь бы не сдавался. Лишь бы не был таким, как сейчас.
Несколько секунд ничего не происходило. Словно время замерло стрекозой в янтаре, только тикали часы на стене палаты и суматошно стучало под моей ладонью сердце моего мужа.
А потом он всем телом рванулся ко мне.
Так мощно, что я даже испугалась. Рванулся, срывая какие-то датчики приборов, от чего они зашлись истошным писком, сворачивая все с тумбочки. Я отшатнулась, чем усложнила ему задачу, но Миша все равно меня догнал…
И обнял.
Переломанными руками, располосованным телом. Заключил в крепкие горячие объятия и шумно дыша проговорил в самое ухо:
— Леночка… Леночка моя… Любимая!
А потом обмяк, потеряв сознание.
На писк приборов в палату прибежала медсестра, ворвалась свекровь, что-то мне высказывая. Меня отвели в сторону, стали закреплять все обратно, а я все плакала и плакала.
Нас всех выгнали из палаты, но я все равно знала, что поступила правильно. Пусть не думает там соскочить и прощаться навсегда. Ему теперь еще в жизни третьего ребенка участвовать минимум до восемнадцати. Пусть не отлынивает, я одна его воспитывать не буду!
Я рухнула на диван в коридоре и трясущимися руками достала телефон. Не знаю, что я там собиралась увидеть, но увидела… сообщение из вконтакта.
С той самой аватаркой с цветочком.
Мне писала Наташа. И ничего хорошего от нее я не ожидала.
Надо было удалить, не читая, но пока жизнь меня не всему научила.
Наташа
Руки затряслись еще сильнее, и живот потянула нехорошей болью.