Изнанка гордыни
Шрифт:
Вцепившись левой рукой в гриву, я встряхнул правой, призывая Силу. Камни забарабанили по куполу, засиявшему в солнечных лучах полупрозрачной, радужной пленкой.
Держать одной рукой щит, другой пытаясь справиться с обезумевшей лошадью — очень сложно. Примерно как играть на двух музыкальных инструментах одновременно. Булыжники стучали о купол, падали на тропу и летели дальше вниз, в воздухе туманным облаком повисла пыльная взвесь. Хорошо, что поставленный второпях щит прикрывал от нее хотя бы частично, но мелкая пыль все равно проникала
Наконец, глупая скотина немного успокоилась. Камнепад тоже прекратился, как по заказу. Я поднял глаза и сквозь закрывшую небо пыль увидел над головой черный человеческий силуэт. Незнакомец выглядывал из-за горного кряжа, пытаясь оценить успешность покушения.
— Ах ты сукин сын! — ругнулся я и хлестнул аквилонской плетью, вышибая камень у него из-под ног. Неизвестный полетел вниз, неуклюже размахивая руками.
Он упал на тропу передо мной, судя по болезненному вскрику, очень неудачно. После удара сила инерции еще некоторое время тащила его вниз по дороге, потом увлекла в пропасть. В последнее мгновение незнакомец успел выбросить руку и ухватиться за ствол молоденькой оливы, чудом уцелевшей при камнепаде, и повис над обрывом.
Я спешился. Не терпелось поглядеть ему в глаза.
— Так-так. Значит, прежний урок не был усвоен, молодой человек, раз вы пришли за добавкой?
Над пропастью болтался Марко Ваноччи. Левая рука повисла мокрой тряпкой — сломал при падении. Правая судорожно стискивала дерево.
— И что мне с тобой сделать? Оставить здесь?
— Я не буду унижаться и просить о помощи, — прошипел он сквозь зубы.
— Жаль, люблю, когда передо мной унижаются, — я ухватил его за запястье и вытащил. — Но приятно знать, что ты не оставляешь попыток лишить свою мать и второго сына. Впрочем, у тебя же еще две сестры, верно. Они будут ей отличным утешением и опорой в старости.
— Я убью тебя, колдун! И убью не сразу. Ты еще будешь ползать перед моей матерью и просить прощения!
— Красиво поешь. В менестрели пойти не думал? — я оглянулся в поисках хворостины.
— Я отомщу.
— Ты — глупый ребенок, который вообразил себя взрослым. Не думай, что я оставил тебя в живых из особой доброты. Просто я убил уже достаточно Ваноччи в этом году.
— Что ты делаешь?!
— Детей наказывают. Родители недостаточно занимались твоим воспитанием, так что придется мне, — с этими словами я перекинул мальчишку через колено, приспустил штаны и отвесил десять хлестких ударов прутом по тощим ягодицам.
Он орал и брыкался, извивался угрем. Удержать его было сложнее, чем справится с лошадью, но у меня получилось.
Когда я закончил, все лицо мальчишки было залито злыми слезами. Он неловко натянул штаны одной рукой и собирался задать стрекача, но я поймал его за шиворот.
Остаток дороги Марко ехал поперек седла. Он молчал, только иногда всхлипывал.
Недалеко от города я потянул его за волосы и заставил поднять голову:
— Ты — молод и глуп. Обе попытки не тянут даже на “покушение”. В следующий раз я тебя убью.
— Или я тебя, — прошептал он с восхитительным упорством.
Если говорить начистоту, вторая попытка была хороша. В этот раз мы оба разминулись со смертью, но, может статься, при следующем покушении все закончится куда более печально для юного мстителя.
Справедливости не существует. Эту горькую истину Марко Ваноччи еще предстояло постичь. А я, глядя на него, вспоминал другого мальчишку, который так же мечтал отомстить за того, кого любил. Но сначала был слишком слаб. А потом стало слишком поздно.
Я не хотел смерти Марко.
— Чтобы убить мага, нужно самому быть магом. Даже у тренированного воина почти нет шансов.
— Я стану магом! И найду тебя.
Я взглянул в дышащее решимостью и ненавистью лицо и понял — Марко не откажется от мести. Такие как он не отступают.
— Не самый плохой смысл жизни.
Его ждет большое разочарование. Вряд ли в роду Ваноччи были фэйри, а магический дар проявляется лишь у потомков людей и волшебного народа. И то в одном случае на тысячу, если не реже.
Стряхнув свою ношу в руки сеньоры Ваноччи, я в двух словах описал обстоятельства нашей с ним встречи и уехал, не желая слушать ее причитаний.
На обратном пути в замок я думал о Марко. Он не остановится. Будет искать силу пока не встретит упоминания о культе Черной. И если его одержимость не ослабнет, то утрата человеческого не покажется мстителю большой платой.
Наверное, милосердней было бы убить мальчишку, чем толкать в объятия культистов. Но я хотел дать ему шанс.
Франческа
Я пережидаю пока сеньора Вимано уйдет и пробираюсь в подвал Кровавой башни. Тихонько подхожу к двери, шепчу “Джованни!”. Он радостно мычит и подбегает к двери словно щенок, который увидел хозяйку. Отдаю ему украденную с обеденного стола маритоцци, и он жадно запихивает ее в рот, давясь и роняя крошки. По подбородку течет слюна, смешиваясь с остатками взбитых сливок. Я протягиваю руку с носовым платком сквозь решетку, чтобы вытереть ему лицо.
Мой брат. Джованни Вимано.
Сеньора Вимано все же доложила отцу, что я видела безумца. Папа вызвал к себе и долго ругался, но я читала в его глазах растерянность и боль.
Обошлось даже без розги. Он просто велел молчать и держаться от Кровавой башни подальше.
Я молчу, но прихожу сюда почти каждый день.
Не знаю, отчего меня так тянет в подвал. Почему не могу просто забыть бедного сумасшедшего. Должно быть, голос крови. Джованни больше не пугается, не пытается напасть. Он привык к моему виду и голосу и знает, что я всегда приношу с собой что-нибудь вкусное.
Брат ластится, как одичавший пес. Сеньора Вимано плохо ухаживает за сыном — он всегда грязен, вонюч и голоден до ласки.