Изнанка свободы
Шрифт:
Заведение папаши Бриггера — лучший трактир на сэнтшимской дороге — славилось демократичностью. Сюда захаживали вилланы из соседских деревенек, останавливались заезжие купцы, а, иной раз, и джентри. Сюда же из ближайшего — всего-то в получасе конного пути — Эсмура заглядывали виртуозы отмычки и кинжала. Здесь равно привечали любителей почесать язык и кулаки…
А еще здесь играли.
Играли весело, азартно — в карты да покер на костях.
И пили эль чуть позже. Победители, воздавая должное доброте леди Удачи. Проигравшие, оплакивая ее немилость. Пили,
— Слышали? Граф Майтлтон-то женился! — нервный, плешивый мужичок, сообщивший эту новость своим собеседникам, приложился к кружке и захихикал. — Привез невесту ажно из самой Разенны, ближе не нашлося. Рыжая и на сносях. Будут в Гринберри Манор теперича рыжие лорды, — он сделал глоток из кружки и громко, одобрительно рыгнул, как бы показывал, что всецело поддерживает желание своего господина заиметь наследника. — Лорд Грегори, как увидел ее, говорят… ик… вызверился, что твоя собака. Он, сталбыть, думал — брат так и помрет бесчадным.
Рассуждениям внимала пара таких же потасканных забулдыжек. Никогда не встречавшие вживую своего графа, вилланы проявляли понятный интерес к первому человеку графства Сэнтшим и его наследнику.
Да и кого еще обсуждать за кружкой эля промозглым вечером в начале весны? Соседей да господ.
— Оно и лучше будет, — сплюнув ореховую шелуху на пол, сказал один из вилланов. — Паскудный человек он, лорд Грегори, не чета своему брату, храни Тефида графа Генри.
Эту пожелание было прервано разгоревшейся в углу картежников перепалкой. Мужчина с испитым лицом брызгал слюной и тряс за грудки своего соперника, обвиняя того в жульничестве и применении магии. Обвиняемый — темноволосый красавчик театрально-зловещей внешности — кривил алые губы и отворачивал лицо с подчеркнутой брезгливостью.
— Ишь, какой прилизанный. Из этих, штоль? — откомментировал внешность обвиняемого мужичок, только что рассуждавший о семейном счастье графа.
— Побьют, — выдал свое веское кредо его приятель-виллан. И снова сплюнул на пол шелуху от ореха.
Скандал меж тем нарастал. Красавчик нервно вздрагивал, закатывал глаза, всем своим видом давая понять, как страдает его чувствительная натура от такого нелюбезного обращения. И в тот момент, когда по всем законам жанра, кулак обманутого картежника должен был познакомиться с лицом плута, с молчаливого одобрения прочих посетителей трактира, за спиной обвиняемого выросли два амбала.
— Остынь, — сказал один из них сиплым голосом, и выразительно похрустел костяшками пальцев. — Чего гудишь?
Обвинитель резко сник, выпустил край рубахи. Посетители, поняв, что драки не будет, вернулись к своим делам. А победитель встал, показушно отряхнул слегка пострадавший во время спора костюм и направился к выходу.
— Нет, ну братцы, что же это делается! — возопил пострадавший, сообразив, что жертва удаляется небитой. Теперь он вещал, обращаясь ко всему трактиру разом. — Среди бела дня, при всем честном народе, шулер обыгрывает вольного йомена, а никто и слова ни скажет?
— Не скажет, — меланхолично подтвердил виллан, доставая из кармана очередной орешек. — Дурных нема, связываться. Был бы один…
Но, судьба сегодня словно задалась целью оспорить слова горе-предсказателя. Не успела отзвучать жалоба, как на пороге залы для знатных посетителей возникло новое действующее лицо драмы.
При его появлении зал замолк как-то сам собой.
— Шулер? — альбинос в костюме знатного лорда обвел взглядом притихший зал. — Не люблю дерьмовых шулеров.
Магическим ударом темноволосого впечатало в стену. Распластанный по ней, он тщетно трепыхался, пытаясь вырваться из невидимых тисков. Бросившийся на его защиту первый громила пролетел через всю залу и вынес спиной дверь. Второй последовал за ним. Альбинос криво ухмыльнулся, прошел через зал ко все так же висящему, словно распятому на стене, мошеннику.
— У нас, в Дакии, — сказал он задумчиво, обращаясь скорее к себе, чем к кому-то из присутствующих. — Ублюдочным шулерам рубят пальцы. Рубят и прижигают.
А потом медленно и с видимым удовольствием начал ломать жертве пальцы. По одному.
После первого же перелома темноволосый заголосил и принялся умолять доброго сэра о пощаде:
— Я не шулер, ваша милость, — скулил он, с ужасом посматривая на вывернутый под неестественным углом палец. — Этот придурок просто проигрывать не умеет.
Фраза привела альбиноса в невообразимую ярость:
— Не ври, сссука, — прошипел он в лицо жертве и сломал сразу два пальца.
На восьмом переломе красавчик потерял сознание от боли, но альбинос методично довел дело до конца, после чего плюнул на сползшее по стенке тело и ушел обратно в зал для знатных посетителей, так и не удостоив остальную трактирную публику даже мимолетным взглядом.
— Однако… — глубокомысленно заметил виллан, нарушив все еще стоявшую после ухода альбиноса тишину.
Подтверждая эту философскую мысль, его собутыльник громко икнул. *
— Впечатляет.
Альбинос оторвался от гусиной ноги, чтобы смерить взглядом посмевшего подсесть к нему наглеца.
— Чего тебе, горбатенький?
— Хотел выразить искреннее восхищение вашими воспитательными методами, мой друг. Должно быть, вы питаете большую нелюбовь к шулерам.
— Ненавижу, — коротко буркнул маг. И зачавкал, уделяя внимание отменно прожаренной птице.
— Поправьте меня, если я ошибаюсь, мой друг, но вы — Фергус Дакийский, двенадцатый Страж.
Теперь альбинос посмотрел на случайного собеседника куда более пристально. Взгляд скользнул по костюму — дорогой, из превосходной ткани, расшит золотом. Остановился на крупном перстне с рубином на указательном пальце гостя, перешел на другой перстень, на соседнем пальце, с печаткой в виде геральдического льва.
— Я-то да. А ты что за гусь? — с этими словами Фергус Дакийский снова отдал все внимание второму гусю. Жареному.
— О, мой могущественный друг, — многозначительно улыбнулся горбун. — Вы, как и любой другой маг, без сомнения слышали обо мне. Но это не так важно. Куда важнее, что у меня есть предложение…