Изнанка
Шрифт:
Рысцов не мог больше крепиться. Он рассмеялся во всю глотку.
– Ну и ну... Странички, стало быть, верстаю...
Вдруг он перестал улыбаться. Новая догадка ветвистой молнией обожгла череп изнутри.
– Если сейчас только две тысячи пятый... То можно все предотвратить. Надо только отыскать Всеволода.
Ольга с жалостью и укоризной посмотрела на него. Погладила по голове:
– Валера, у нас нет и никогда не было знакомого по имени Всеволод.
– Правильно. Он только будет...
– У тебя сейчас самый острый момент. Такое уже было не раз: ты болезненно переживаешь крушение несуществующей жизни, которой дышал, где радовался и плакал. Это больно, я даже не представляю – насколько больно... Наверное, это похоже на ощущение, когда отнимают руку... Или вставляют искусственное сердце.
Валера смотрел на Ольгу в упор. Она не впервые говорила ему эти слова – он не помнил, но чувствовал.
– А Мелкумова? Шуров? Феченко?.. Их тоже... нет?
Ольга, не отводя пронзительно утомленный взгляд, едва заметно покачала головой. Отрицательно.
Валера медленно поднял руку и потрогал указательным пальцем за правым ухом. Бугорок, под которым должен был прощупываться ресивер-имплантат, отсутствовал. Неужели все это было игрой воображения, сбивающего с ног память о страшных днях войны?..
– Хочешь, я расскажу тебе о том мире, в котором жил?
– Да. Только завтра, хорошо?
– Конечно...
Ольга поцеловала его в щеку, оставив почти неуловимый запах духов, и улеглась, поправив подушку.
– Оля...
– Что?
– Можно я пока не буду выключать свет?
Она вздохнула и, натянув одеяло на голову, прошептала:
– Спокойной ночи...
Рысцов встал, раздвинул тюлевые занавески и открыл форточку настежь. Присел на кромку кровати, стараясь, чтобы матрац не скрипел, и стал смотреть сквозь стекло.
Там горели фонари, складываясь в незнакомый мерцающий узор. Фальшивила какая-то ночная птица, деревья шептались друг с другом о своих летних мыслях, доносился приглушенный смех припозднившейся компании.
Вспомнились вдруг и быстро проплыли перед глазами чьи-то строчки:
В чужом окне —Чужой квартал.Бесцветный сон.Пустые лица...Валера сидел так до самого утра. Он все смотрел и смотрел на гладкую кожу своих рук, ровные костяшки, аккуратно обстриженные ногти. Ничто не пропадает бесследно – остается фрагмент, контур, нечто эфемерное, напоминающее о реальности прошлого... Так и его шрамы. Они не исчезли.
Они всего лишь переместились на плоть памяти.
На темные грани снов.
Рысцов оглядывал вещи, наполняющие чужую комнату. Переводил взгляд с одной на другую, старался ухватить смутные образы, хвостики ассоциаций, какие-то крошечные штришки, фрагменты полотна, которое никак не мог обозреть целиком.
Взор спотыкался на мизерной нестыковке и слетал за пределы рамки...
Что-то не клеилось.
Когда первый солнечный лучик отскочил желтеньким бликом от лакированной деревянной фигурки лебедя, Валера уже спал.
Да так крепко, что сны больше не терзали его.